– Время вы…
– Он уходит, а их насылает отвлечь вас! Всё это нападение ради отвлечения! – последние слова я выкрикиваю.
Как только я замолкаю, Владимир убирает меч прочь от шеи и без замаха отрубает голову слишком близко подобравшемуся к нам.
– Убедил. – Прорыкивает он и убивает ещё двоих.
Второе нападение началось.
Десять, двадцать, сорок, полсотни, сотня. Всё прибывают и прибывают. И это только с нашей стороны.
– Стан рядом со мной. – Говорит третий – я не спорю.
Мне бы сейчас сюда хотя бы нож.
Ответом на мою просьбу стала секира прямо перед моим лицом, предложенная третьим. И я берусь за ней и вгрызаюсь ладонями в кожу обтянутую вокруг прочного древка.
На удивление в оружии не чувствуется никакой громоздкости напротив оно неестественно лёгкое, что заставляет невольно усомнится в надёжности оружия.
Однако сомневаться долго не приходится. Первый мёртвый с неестественной скоростью оказывается на расстоянии удара. В следующий миг я наношу удар вбок и назад, кости в руках трещат, суставы рвутся, а мышцы натягиваются до невыносимой боли, однако задуманное я всё же совершаю. И голова врага отделяется от тела раньше, чем секира заканчивает свой путь до конца. В итоге тело делает ещё шаг прежде чем упасть к моим ногам.
Повезло. Недооценил и поплатился. Другие не недооценят.
Так и получается. Удар по второму противнику отдаётся в теле ещё большей болью и всё же скорость не утрачивается ни на миг. Но он видел случившееся с товарищем и с легкостью ускользает от удара, сокращая расстояние между нами. От моего, но не третьего. Одним движением он выбивает сердце из груди, вторым освобождается от обмякшего тела.
Взявшись за древко поближе к лезвию, я бью бегущего ко мне со всей прыти противника в колено и сношу ему пол головы. Вид хлещущей крови и отвратительного месива вызывают во мне незаметного доселе себе наслаждение.
Крики, рыки, неестественные вопли смешиваются в одну единственную песню битвы. Время замедляется, становится вязким, податливым. Просыпается жажда. Жажда неописуемая, неутолимая, жажда для которой есть лишь один способ её утолить.
Четвёртому я уже бросаюсь сам, хватаю за шею и вонзаюсь тупыми зубами чуть ниже шеи в мёртвую плоть. Я не пью кровь, о нет. Я разрываю его, наслаждаясь страданиями этого несчастного, поглощая… поглощая и пожирая ту силу что таилась и хранилась в нём не оставляя ему ни малейшей возможности на возрождение.
Нет, не будет тебе дано больше возможности вернутся в своё тело, будь благодарен что душу не поглотил.
Хорошо, как же хорошо, но всё равно мало, мало, МАЛО-О-О-О-О!!!
И вновь безумие захлёстывает меня и снова вырывается рёв. В всё же и ярость не та, да и крик мой пропитан не злостью, а голодом. Голод, голод, голод!
Они, наконец, обращают на меня внимание, все они, все до каждого неживого ничтожество, что решили подняться, против меня, отца и матери.
Давайте