Внутри всё достаточно плохо. Жеребцы, кобылицы и даже молодые жеребята лежат мёртвые. Те, кто остались, так или иначе, целы. Остальные разорваны в клочья. Но крови не так много как должно было быть на самом деле.
Обескровили и разорвали на куски, дабы их дух не смог уйти в Ирий, остальных не успели. Что-то их спугнуло, хотя, что может спугнуть этих извергов кроме света Даждьбога?
Я знал каждую лошадь в этой конюшне, а теперь едва могу узнать нескольких из них. Боль и страдания, постигшие их, отдаются в моём сердце. Они должны упокоится, их дух должен освободиться и я освобожу его.
Подойдя к двери, я бью по ней, пока до меня не начал доносится звук открывающейся двери.
С другой стороны передо мной стоит мой младший брат пятилетний Микула.
– Здравствуй брат, – говорю я ему. Мой взор устремляется на колун у двери. – Я возьму. – Говорю я и крепко сжимаю рукоятку.
– Может, в дом войдёшь, – говорит Микула радостным голосом и счастливыми ещё детскими очами. – Матушка с батюшкой скоро проснуться.
– Когда проснуться – тогда проснутся, а сейчас пусть спят. – Отвечаю я и выхожу за дверь.
– Ты что творишь!? – спрашивает батюшка гневным тоном и подходит ко мне с тяжёлой поступью.
Чую придётся поломаться.
– И тебе здравия, батюшка, – приветствую я батюшку и наношу очередной увесистый удар по дереву, да так что бревно отделилось от опоры. – А что я делаю, ты и сам видишь, ежели не понимаешь почему, то зайди вовнутрь, всё равно у меня ещё много времени займёт обрушение крыши.
– А ну быстро прекрати. – Он хватает меня за плечо и отталкивает от стены.
Из очей его так и летят искры.
– Зайди внутрь и всё поймёшь.– Говорю, изо всех сил скрывая гнев, не показывая его ни на лице, ни в очах своих.
Злоба не спадает с батюшкиного лица, но благоразумие всё же берёт верх.
– Стой на месте. – Велит он более рассудительным голосом и заходит.
Пока он осматривает бойню, я стараюсь угомонить свои чувства, но представления о случившимся в этой конюшне лишь подогревают мою ярость и злость.
Чернобог явно веселиться, наблюдая, как ненависть съедает меня и порождает новую волну тёмных мыслей.
Наконец отец выходит. На лике его невозможно ничего прочитать, лишь холодное безразличие. Он смотрит на меня, проверяет, хватит ли мне терпения или я взвою как молодой необузданный волк, призывая к справедливости и мести.
Не буду скрывать, очень этого хочу, и всё же я обладаю достаточной выдержкой.
– Микула, неси лопату, поможешь мне вынести тела, а ты неси повозку. – Обращается ко мне батюшка.
– Ежили ты хочешь, вынести тела, так и быть. Но что потом? Их всё равно нужно сжечь, да и конюшню надобно очистить, а что может быть лучше пламени Семаргла.
– Молчи! – Велит мне батюшка своим громогласным голосом и укоряющим взглядом. Похоже,