Сок грустной молодёжи. Игорь Левашов

он собирается купить, но еще пока приценивается. Он никогда на меня так не смотрел. В сердце кольнуло, словно Егор воткнул туда иголку, будто она подушка для булавок. Да Егор, я подержу, но все равно тебе ее отдам и булавок в придачу. Мне пришлось постараться сделать вид, будто я их не замечаю, хотя мне очень хотелось подойти к ним и вмешаться в их разговор. Если бы у меня была такая подруга, которой можно было бы рассказать о том, как я ненавижу эту Марину, мы бы с ней вместе весело поливали ее грязью за спиной. Тогда я поняла, что вымещать на кого-то свою злобу приносит мне удовольствие.

      Вообще я могла бы рассказать о своей проблеме маме или бабушке, они как женщины бы поняли меня и возможно дали дельный совет, но я так не могу. Кто вообще в здравом уме может себе представить как делится переживаниями с мамой? Не с той мамой, которая «Доча у тебя все хорошо?» а с «Что за бардак опять в комнате?». Я, например не смогу языком повернуть в ту сторону, чтобы сказать: «Мам мне нравится один мальчик, а он не обращает на меня внимание». Фу, мерзость какая. Моя мама сказала бы, что это все гормоны и что это пройдет. Но если это не пройдет? А что, если любовь доведет меня до чего-то агрессивного, запрещенного, маниакального? Я и подумать не могла на тот момент, что любовь сведет меня с ума. В плохом смысле.