Даже самые образованные люди нашего века оказываются лишь органами своей культуры, бессознательными носителями общественного сознания. Опыт и ценности своих предков они полагают своими, пребывая в искренней убеждённости, что говорят от своего лица. Но пока они желают и делают всё то же самое, что и все вокруг, они остаются носителями общественного сознания, а никак не своего, индивидуального, – потому что для его формирования надо провести поистине титаническую работу. Все колоссальные запасы знаний в головах эрудитов оказываются лишь простым нагромождением фактов, если не способны сколь-нибудь ощутимо влиять на их поведение. Не зря в философии различают знание и понимание (Розанов, 1996). Они – как ингредиенты к салату и сам салат: ящик с огурцами мы салатом не назовём, прежде их надо порезать, перемешать, залить маслом и присыпать укропом. Так и понять – значит успешно внедрить новое знание в систему собственных представлений о мире, что непременно ведёт к изменению этих самых представлений (Аветисян, 2006), а, следовательно, ценностей и поведения.
Кто-то в интернет-пространстве хорошо выразился: "Понимание – это обнаружение логических, метафорических, ассоциативных, эмоциональных взаимоотношений между новым знанием и остальной моделью реальности, построенной на предыдущих знаниях. Чтобы знания стали пониманием, их нужно годами втирать себе в мозг". Каждое новое понимание ведёт к некоторому смещению взгляда на мир. Или, как считал радикальный поэт Илья Кормильцев, если ты сегодня что-то новое понял, то не позднее чем завтра ты должен начать что-то новое делать.
Мои старые друзья, с которыми ещё в школе зачитывались "Происхождением семьи, частной собственности и государства" Энгельса и понимали, что брак и семья – лишь формы эксплуатации человеческого ресурса в угоду сложившейся экономической обстановке, годы спустя женились и рожали детей. Когда мой самый близкий друг и ярый приверженец этих прогрессивных взглядов в свои 30 лет заявил, что женится, я удивлённо спросил:
– Зачем?!
– Потому что она хорошая, – смущённо ответил он. Он смутился моему вопросу, потому что такие вопросы не принято задавать. А я задал. Поставил доминирующее знание под сомнение.
– Но ты ведь как никто другой понимаешь, что всё это к браку не имеет никакого отношения? Тогда зачем?!
– Потому что мы любим друг друга, – ещё более растерянно ответил он, по сути, просто повторив прежний тезис.
Прекрасно понимая, что одно никак не связано с другим, он всё равно делал, что принято, и говорил, как принято. Так положено, так заложено, и он ничего не мог с этим поделать – этот механизм с его шаблонами был с самого детства глубоко вшит в его подкорку. Несмотря на все свои прогрессивные взгляды, парень оставался самым что ни на есть обычным органом культуры – он делал "как все".
"Мощные