Я допил свой кофе и заметил, что утро кончилось, а шоссе начало наполняться машинами. Шуля наконец выпила свою колу, так и не доев "негритят" и мы могли продолжать свой путь. По мере приближения к Тель-Авиву машин на дороге прибавилось, пришлось снизить скорость и неспешно ползти в потоке грузовиков и автобусов. Разгоняться здесь все равно было опасно, потому что по обеим сторонам дороги теперь тянулись поля кибуцев и сельскохозяйственных колоний – мошавот. Оттуда на шоссе в любой момент мог выскочить с проселка какой-нибудь осел (как в прямом, так и в переносном смысле), презирающий правила движения. И все же мы ехали довольно резво, хотя по мере приближения к Тель-Авиву я со страхом ожидал утренних пробок. Но, похоже, где-то там на юге сдох медведь и пробок почему-то не было.
На северном въезде в город я нашел телефон-автомат и позвонил Натану в офис. К моему удивлению, ответившая секретарша сообщила, что Натан назначил встречу у него дома. Это меня немного озадачило. Дома у него я прежде не бывал, в офисе тоже, а встречались мы обычно в одном из многочисленных кафе на улице Шенкин. Стараясь не выказывать удивления, я записал адрес – улица Йосеф Элиягу, дом 3. Я помнил эту узкую тенистую улицу в самом центре города, всего лишь в паре кварталов от военного городка – Кирии. Натан жил на последнем, четвертом этаже, и мы с Шулей долго поднимались вверх по щербатым ступенькам. Широкий просвет лестницы напомнил мне старые ленинградские дома, вот только резные балясины были деревянными, а не каменными.
– Входите! – закричал Натан, когда мы позвонили в дверь – Не заперто!
С Натаном Розенфельдом мы встречаемся не так часто. Последние годы мы общались с ним в основном по телефону. Если не считать пару коротких посиделок в кафе, то лицом к лицу мы виделись в последний раз… Когда же? Кажется это было в начале ноября 56-го под Шарм-Эль-Шейхом, где я командовал гаубичным дивизионом. Он внезапно возник там как раз в тот момент, когда Авраам Иоффе7 сообщил мне, что египтяне отступили из порта и можно наконец прекратить обстрел. Наступила долгожданная тишина и тут-то и появился Натан по своим таинственным делам и с соответствующим таинственным видом. Я толком не видел его с конца 49-го, мы лишь обменивались приветствиями пробегая по коридорам Кирии.
– Как дела? – задал я тогда, помнится, дурацкий вопрос.
Он лишь криво улыбнулся в ответ и ничего не сказал, а я и не настаивал. До меня доходили слухи о гибели его сестры Дафны, но я не знал подробностей, а спросить не решился. Мы еще посидели за стаканом кофе там, на позиции моих батарей, вспоминая общих друзей и ту войну. Но было две темы, которые он напрочь исключил из нашей беседы: Дафна и Фрэнки-Шерман. Если я невольно касался одного из них в разговоре, он замыкался в себе и переставал отвечать на вопросы. Это был тем более странно, что по моим сведениям Фрэнки благополучно вернулся в свой Кентукки и столь же благополучно продолжал там выращивать свою кукурузу