Невольно я сделала несколько шагов назад. Туда, где, по моим расчетам, должна была находиться камера.
Зрители на тот момент уже изнывали от напряжения. В адрес девушки сыпались оскорбления и проклятия с призывами расправиться с ней как можно изощреннее. Каждый считал своим долгом предложить свой способ или сценарий к действию, но от того, с какой скоростью шли сообщения, большая их часть исчезала, не успев появиться.
Тогда мужчина вернулся к делу — подхватил жертву на руки словно пушинку и усадил на кресло. Зафиксировал ее руки и ноги, затянул ремни, настроил высоту. И только потом снял с ее глаз повязку.
Выражение невинного девичьего лица красочно продемонстрировало мне то, что сама я видеть не могла. То, что находится за моей спиной, за кадром. Блондинка занервничала, принялась за попытки высвободиться, но, разумеется, безуспешно. Мужчина прошел сквозь меня туда, где находились камера и стол, взяв оттуда нечто вроде хирургических щипцов.
Он что-то сказал. Закричала и девушка. Но я ни слова не могла разобрать. Их голоса доносились до меня словно из-под слоя белого шума. Так бывает, если вести запись на очень плохой диктофон. Качество изображения при этом оставалось достаточно хорошим.
Я закрыла глаза.
Качество изображения хорошее? Если меня начинают посещать подобные мысли, значит, надо сваливать. Чеширские струны умеют затягивать как воронки. Иногда настолько мощно, что отделить свои собственные эмоции от чужих становится нереально.
Я смотрела на происходящее с ужасом, принадлежащим, несомненно, Ивану Вербовому, но при этом и с упоением. Уходи, Кира. Дай еще минутку. Всего одну минутку! Спасайся, Кира. Да-да, сейчас.
Мужчина принялся за дело. Чат разрывался от количества участников.
Почему я не вижу здесь зрительный зал? Обычно метафорическая проекция чата выглядит как университетская аудитория, полная желающих высказаться. Здесь же я видела только быстро сменяющийся список сообщений.
Девушка кричала так, что мне начало казаться, будто бы я сама чувствую ее боль. Кровь заливала хромированные ножки кресла и ботинки палача. Он орудовал щипцами и чем-то еще, чем-то, что из-за хитрого расположения теней я разглядеть не могла. Это не было похоже на обычный акт насилия, пусть изначально именно он подразумевался в качестве основы. У меня не осталось ни малейших сомнений.
Однако то, что происходило в этой комнате, представляло собой какой-то совершенно иной, непонятный мне способ уничтожения человеческого существа. Я смотрела во все глаза, силясь распознать в череде красно-черных