Степан не смог скрыть облегченного вздоха. Столько народу умирает вокруг, русским уже места на кладбище не хватает, а тут… Державин умер! Тоже мне, личность. Было бы из-за чего водку по утрам хлестать.
Однако надо было что-то говорить, может быть, даже языком поцокать, уподобляясь горю хозяина, но единственное, что смог выдавить из себя старый камердинер, так это возмущенно прокомментировать:
– Так он же здоровым улетал! С чего умирать-то?
– Вот и я о том же, – согласился с ним Воронцов. – Из Нью-Йорка улетал здоровым, а как только в Москву прилетел…
И он безнадежно махнул рукой.
– А от чего умер-то? – поинтересовался Степан.
– Вроде бы как инфаркт. По крайней мере Хиллману именно так сказали.
– Это серьезно, – констатировал Степан. – У моего отца тоже сердечко не выдержало. Инфаркт миокарда. Ему тогда едва за шестьдесят перевалило.
Вздохнул скорбно и с той же скорбью в голосе добавил:
– Видать, судьбинушка у русских такая.
Воронцов покосился на своего камердинера. За все годы, что он прожил в его доме, ни разу не слышал от него жалоб или стонов относительно судьбы РУССКОГО эмигранта в Америке, а тут вдруг… «судьбинушка такая». И отчего-то неприятно-колючим холодком прошлось под сердцем.
– Так он вроде бы попивал неплохо, папашка твой, – резонно заметил Воронцов. – К тому же Игорь не в Америке умер, а в России.
Видимо сообразивший, что он ляпнул лишка, Степан решил не вдаваться в опасные глубины дискуссии относительно судьбы русского эмигранта в Америке, однако все-таки не выдержал обидного для него упрека в адрес своего родителя и, уже стоя на пороге кабинета, угрюмо заметил:
– Игорь Мстиславович тоже попивал неплохо. Так что судить, кто от чего помер…
И вышел, с обидчивой аккуратностью прикрыв за собой дверь. Оставшись в кабинете один и начиная осознавать, что ни за понюшку табака обидел преданного человека, без которого он уже не представлял свою жизнь с тех самых пор, как в мир иной отошла его Анастасия, Воронцов расстроился еще больше и, уже поддаваясь какой-то внутренней потребности, прошел к бару, в котором было буквально всё, кроме русской водки «со слезой». Чертыхнувшись относительно «поганого вкуса» американцев, налил в высокий хрустальный бокал немного виски, к которому ни он не смог привыкнуть, ни старый граф Воронцов, сумевший оставить сыну начальный капитал в золоте и бриллиантах, добавил немного содовой и уже со стаканом в руке вернулся к столу. Пригубил немного виски и, уже не в силах сдерживать рвущиеся наружу чувства, зажал голову ладонями и едва ли не простонал:
– Ах Игорь, Игорь! Зачем же ты так?!
Впрочем, он и сам не смог бы сказать, в чем именно виноват Державин, умудрившийся скоропостижно умереть в далекой России, тогда как именно сейчас он был нужен ему более всего.
А может быть, давило чувство собственной вины за столь неожиданную смерть Державина? Ведь он не хотел, не хотел лететь в