Сеньора Саломея мирно дефилирует передо мной, покачивая метлой, с Томасом, следующим за ней по пятам. Она привыкла к моему присутствию на диване, к моей обычной прострации, во время которой я впадаю в транс под воздействием ощущений, о которых она никогда не подозревает. В некоторые моменты я понимаю, что привык к тени ее анатомии, перемещающейся по комнате. Возвращаюсь в действительность с ощущением тоски и направляюсь в свою комнату.
Музыка проникает в мои чувства и ее мелодичная алхимия оставляет в ней след. Закрываю глаза и перемещаюсь в другой мир, более приятный, в место, наполненное бесконечной радостью, в рай, созданный из цветов, тюльпаны, далии, агератумы, хризантемы, орхидеи, ирисы, потеряться в этом месте благословение. Это единственный способ сбежать от настойчивой и непрекращающейся мысли.
Хрип содрогает тело парня. Сила, которая сокращает и отпускает с силой диафрагму, выходит из легких и грубо выкатывается на язык, проходя через голосовые связки, которые превращают импульс в громкий и резкий звук. Кашель материализуется в виде плевка мокроты, которая проходит через горло и заканчивает этот путь из окна в сад. Парень долго кашляет, с паузами, которые едва дают отдохнуть пылающим миндалинам. В то же время, надоедливый лай Томаса наполняет весь дом, несмотря на то, что он находится во дворе, и можно убедиться, что его охота не была напрасной, он, наверняка, обнаружил какого-нибудь жучка, или это очередной обман его старых органов чувств.
Повторяющееся звонок разрушает тишину, в то время, как я слышу за своей спиной, как туфли сеньоры Саломеи быстро передвигаются по плитке, останавливаются у своей цели и я слышу пластиковый звук снятия трубки телефона. Звон столовых приборов доходит до ушей Томаса, органа чувств также уставшего, но более бодрствующего, чем почти потерянный нюх. Но, возможно, я преувеличиваю, и он пришел к столу из-за запаха рыбы. Парень отдыхает. Я аккуратно пережевываю еду. Соленая мягкость балует мое небо и я слышу хруст уничтожения мелких косточек на моих зубах. Сеньора Саломея убирает со стола. С официальным видом она мне сообщает, что должна сегодня уйти пораньше по личным причинам, из-за которых она также должна будет отсутствовать пару дней. Я жестом соглашаюсь.
После наблюдения за разрушенным миром, я открываю триптих. Мой взгляд падает на парвый край, на котором расположились сложные иллюстрации. Я задаюсь вопросом, является ли ад на самом деле таким помпезным местом. Возможно, это бескоечный крик, который разрывает наш мозг и наши внутренности и потом заставляет собирать наши обломки? Или все эти музыкальные инструменты, изображенные на картине, на самом деле не произносят никаких звуков и вечная тишина будет судьбой для еретиков? Ад это не мягкий шепот тишины,