Пока Артем и Вова терли за жизнь, я наполняла телефон интересными картинками. Наконец телефон и досье заполнились до предела.
– Вова… Владимир. Вам спасибо. Вы просто… Если я могу чем-то…
Инспектор покраснел от удовольствия.
Артем наблюдал за нашей беседой, как счастливый отец, пристроивший дочь замуж.
Когда мы вышли, я решила уточнить, как Артем собирается рассчитываться.
– Не переживай. Я знаю, что ты обо мне не очень высокого мнения. Но не настолько…
– Так как?
– Наличка через банкомат на карточку.
– Личную?
– Безличную. Ты совсем? Зачем ему Антикоррупционное бюро? А что ты там нарыла?
– Скажи, Артем, а если попытки вывести папу на чистую воду приведут к тому, что ты останешься без папы, тебе станет легче?
– Чего?
– Это я так, в общем.
– Ты так не шути. Папа нужен живым, здоровым и…
Артем задумался.
– И на свободе.
– А ты хороший сын.
– Не стебись.
Артем по-дружески обнял меня за плечи и поцеловал в шею.
– Ты пахнешь полем…
– Чем?!
– У нас на даче ростут розовые такие… на гвоздику похожи. Они пахнут медом и «Дживанши».
– Дача, мажоры, гвоздики и «Дживанши». ЖиваншиФеерия подсмыслов.
Артем не дал мне договорить и коснулся своими шелковыми мягкими губами моих. Я попыталась отстранить его рукой, но Артем взял меня за руку. Мальчик по сути – мужчина по факту. Друг-клиент-воспитанник… Я забила на этику и окунулась в ощущения. А ощущения были фантастическими.
Глава 9
Поцелуй – это разговор на особом языке. Пожалуй, даже более интимная часть отношений. Потому что мы не можем врать, глядя в глаза друг другу. По логике жанра и современных отношений все должно было закончиться постелью.
Но, влюбляясь, человек становится более осторожным. Он предпочитает смаковать удовольствие секундами, урывками, прикосновениями, взглядами. Вечер действительно закончился постелью. Но спали мы, как брат и сестра: девственность движений, скрывающая вулкан желаний.
Артем делал вид, что спит, но движение теплых губ по волосам выдавало намерения с головой. Достаточно было только развернуться лицом друг к другу – и романтика уступила бы место физиологии. Но этого допустить было нельзя. Я резко встала с кровати, словно опаздывала на поезд.
– Почему ты такая?
Артем уткнулся лицом в подушку.
– Потому что «не сотрется» – не про меня. Еще дети пойдут, и тогда папа лишит меня прав на ребенка – и я его застрелю. Или заставит жить с тобой… и я его застрелю.
– Или ты просто пойдешь нафиг.
– Артем, я на нем живу. Так что не страшно.
Пока я делала бутерброды с красной икрой, Артем нарочито долго принимал душ. Выйдя из ванной, посвежевший и грустный, уселся за стол и начал рассматривать икринки.
– Не понимаю я вас, баб… женщин.
– А хочется?
– Хочется.