было. Зауми, которой многие редактора толстых журналов боятся, как чёрт ладана, заумной поэзии более ста лет… Ребята, более ста лет! Это всё уже стало в определённой мере классической литературной традицией. Пугаться этого не надо. Не замечать этого не надо. Другое дело, что существует колоссальное, мощнейшее русло силлабо-тонической поэзии, которая никогда никуда не уйдёт и никогда не умрёт. Почему во Франции произошёл тотальный переход на верлибр? Потому что сама система рифмования во французской поэзии менее богата, чем у нас. Там ударение всегда на последнем слоге, набор рифм ограничен. У нас – простор для развития силлабо-тоники. Мужская, женская рифмы! Дактилическая, гипердактилическая!.. Простор! Но опять-таки – я повторю – нужно научиться сравнивать поэтов, которые работают в силлабо-тонической манере, поэтов-верлибристов, поэтов-палиндромистов… это разные системы… Но это не значит, что если ты начал писать палиндромы или заумь, то у тебя автоматически появляется индульгенция. Число графоманов, которые пишут верлибры, ничуть не меньше, чем число графоманов, которые пишут рифмованные стихи. Процент тот же самый. Талантливых авторов рифмованных стихов единицы, то же самое можно сказать и о палиндромистах. Я их много издаю, но важен-то не приём. Важно, чтобы приём постепенно переходил в поэтическое качество. Когда Елена Кацюба пишет гениальные палиндромические стихи «Я и ты – балет, тела бытия»… то, что одинаково читается слева направо, и справа налево… тут же всё есть: и музыка, и метафора, и человек, личность. И так далее. А когда люди просто пишут эти палиндромы, и не появляется поэзии, это уже другое дело. Важно, чтобы поэзия возникала. Можно и рифмованное стихотворение сделать графоманской чепухой, а можно и в палиндроме добиться высокого результата. Пусть растут все цветы. Мы должны только ходить с лейкой и поливать. Пусть они растут, пусть растут – и постепенно литературоведы… увы, не критики! – поймут, оценят. Критика всегда социально ориентирована. Она всегда выполняет социальный заказ. Это не я сказал, это сказал профессор Тамарченко. Критика всегда выполняет социальный заказ, а литературоведение стоит над схваткой. Я призываю критиков быть хотя бы отчасти литературоведами. Хотя бы отчасти анализировать литературу, а не говорить общие слова. А так, конечно, нужно поддерживать самые разные направления. Они имеют право на существование, они давно уже стали классикой и традицией. И те, и другие.
Саввиных. Да. Я вот достаточно глубоко знакома с творчеством, например, того же Александра Петрушкина. И замечаю, как много эпигонов вокруг него вьётся… И вроде бы форму они старательно воспроизводят, но и только. А он очень болеет за них, всячески проталкивает везде… я ему говорю: Саша, вот Вас я готова читать и печатать, сколько угодно. Потому что в Ваших вещах – при всей их зауми – всегда что-то есть, энергетика какая-то особая… а Ваши мальчики – не дотягивают до Вас, они до самих себя-то не дотягивают.
Степанов. На сто процентов согласен. Вы просто повторяете то, что я ему сказал. Я ему
