Сергей Бирюков – звучащий инструмент поэзии. Он один из немногих, кто знает о переднем крае поэтических поисков – всё. Или почти всё.
Евгений Степанов и Сергей Бирюков. Коктебель. У могилы Волошина.
Мастер-класс, который он вёл вместе со Степановым, был посвящён литературному авангарду. Но под конец в маленький холл пансионата «Камелия-Кафа», где разместился класс, слетелось всё, что почуяло энергию совершающегося здесь волшебства.
Живое русское слово вызвало из тектонических культурных пластов новое поколение литературоведов и критиков. На мастер-классе Бирюкова и Степанова тон обсуждениям задавали молодые филологи, бескомпромиссные, жёсткие, отважные, не оглядывающиеся на регалии и лица – и при этом высоко эрудированные и компетентные. Мне особенно запомнились Евгения Коробкова («Какой живой, говоря пушкински, раздробительный (в положительном смысле) ум!» – отозвался о ней Бирюков) из Челябинска и Мария Суворова из Вологды. Уверена, мы ещё не раз встретим на страницах литературных журналов эти имена.
А потом мэтр был настолько любезен, что согласился дать мне эксклюзивное интервью. Вот оно – слово в слово.
Интервью президента Академии Зауми Сергея Бирюкова журналу «День и ночь»
Саввиных. Сергей Евгеньевич, что сегодня в искусстве можно назвать «авангардом»? Кажется, всё уже испробовано. Какие возможности для эксперимента остаются в современной литературе, особенно – в поэзии?
Бирюков. Поэзия – если брать древнегреческое определение poesis – это «творение». Творение – всегда эксперимент. Бог творил землю – экспериментировал. И мы плоды этого эксперимента пожинаем до сих пор. Поэт – по определению экспериментатор. Он экспериментирует на себе. Как в медицине врачи иногда ставят эксперименты на себе. Вроде Пастера… часто с летальным исходом (смеётся). Я не призываю, конечно, к летальному исходу, но так, увы, бывает. Поэзия действительно глобальный эксперимент. И авангард существовал всегда, какие-то крайние, радикальные формы искусства, авторы, которые выходили на первый план… Но в конце девятнадцатого века, в начале двадцатого появились авторы, специально и активно занимающиеся экспериментом. Это то, что мы называем «историческим авангардом». Во второй же половине двадцатого века стало очевидным явление, которое я называю «внеисторическим авангардом».
Исторические авангардисты не считали себя «авангардом». Это не было их самоназванием, так их назвали позже, когда стали говорить об «авангардной эпохе». А «внеисторические авангардисты» осознали себя именно авангардом.
Так что, по сути дела, авангард сейчас только начинается. В чём смысл этих различий – надо специально разбираться. Я написал на эту тему