Я сидела ни жива ни мертва, чувствуя тепло ее руки, вспоминала свою маму, тетю, дядю и их детей – самому младшему не исполнилось и двух лет – и никак не могла примириться с тем, что их больше нет.
– Если мы можем чем-то помочь, только скажи, Анни.
Я покачала головой, слишком убитая горем, чтобы произнести хоть слово.
– Это случилось неделю назад, – продолжала махарани. – Поиски тел продолжаются. Если их найдут, тебе, разумеется, придется поехать в Джайпур на похороны.
– Да, – сказала я, хотя мы обе знали, что их не найдут. Моя мама навсегда останется лежать в иссушенной солнцем, спекшейся красной земле.
– Наверное, ты захочешь пойти в храм помолиться. И вот, возьми, – махарани протянула мне белую тунику из тончайшего шелка. – Я всегда находила утешение в том, что мы, индийцы, носим белое, а не черное, оплакивая своих близких. В мире и без того хватает печали. И еще… милая Анни, не бойся за свое будущее. Я оторвала тебя от семьи и теперь за тебя отвечаю, понимаешь?
Я тогда мало что понимала. И все же кивнула.
– Помни: те, кого мы любим, всегда с нами, даже если мы их не видим, – добавила она.
Я молча встала, не в силах найти утешение в ее словах.
Я надела белую тунику, и за мной прислали адъютанта, который отвез меня на рикше в небольшой индуистский храм. Я в одиночестве принесла подношения богам и прочла молитвы, чтобы облегчить путь умершим. Затем села перед богами, опустив голову на колени. Мне страстно хотелось верить, чувствовать, что мама по-прежнему со мной, однако осознание чудовищной реальности заставляло думать о том, как жить дальше. Я осталась сиротой; у меня нет ни денег, ни собственности: полная зависимость от милостей королевской семьи. Я даже замуж не смогу выйти – ни один приличный мужчина не позарится на сироту без приданого.
В тот день в храме я плакала не только о своей потерянной семье, но и о недоступности жизни, какой желал для меня папа. Он так мечтал, что я смогу применить свой пытливый, смелый ум, который он старательно питал и взращивал. У меня безжалостно отобрали это будущее.
Чья-то рука вцепилась мне в плечо; я не шелохнулась.
– Анни, мне мама сказала, какой ужас, мне так жаль, так жаль… – донесся голос Индиры. – Не плачь, Анни, я не дам тебя в обиду, никогда, обещаю. Я люблю тебя. – Она протянула мне руку, и я вцепилась в нее, как в спасательный круг.
Она обняла меня, словно пытаясь защитить своим худеньким телом от всех бед. Мы долго так сидели, а затем я встала, навсегда попрощалась со своей семьей и ушла из храма рука об руку с единственным человеком в мире, которому была небезразлична.
Поздно вечером я не могла уснуть и, осторожно убрав с плеча