–
Ну, ты даёшь! – не выдержал я, – Кто ж палёные вещи дарит?
–
Сомлел, говорю, – сокрушённо вздохнул Рваный, – Кто же знал, что цацки те родителев её обокраденных. Вот и пострадал, значит, я через ту любовь окаянную.
Глядя на переживания попавшего впросак вора, я невольно рассмеялся.
–
Все беды через баб, – в последний раз вздохнул Рваный и притушил окурок.
–
Пошли, горемыка, – хлопнул я его по плечу и поднялся на ноги, – А то конвоиры на розыски отправятся.
Сколько таких историй выслушал я, находясь за колючей проволокой, одному Богу известно. Но думал я, кряхтя под сучковатой валежиной, совсем о другом. Как пить дать среди зэков есть кто-то, кто не упустит любой моей оплошности и нанесёт удар. Придётся снова спать вполглаза, а не то…
–
Где вас черти носили? – раздался недовольный возглас старшего лейтенанта.
–
Дак до лесочку пришлось топать, туточки кругом кочка и ни одной дровины, – оправдался Рваный.
Щусь, недовольный задержкой, раздражённо выматерился. Надо заметить, что в мастерстве неформальной лексики лагерная администрация поднаторела не хуже охраняемого ими контингента. А в иных случаях намного опередила своих подопечных. Я же, не обращая внимания на витиеватую речь лейтенанта, глядел, как по реке плыло полузатопленное дерево. Его покрытые илом ветви придавали дереву сходство с разлапистыми рогами плывущего по воде сохатого.
В моей памяти всплыло такое же лето тысяча восемьсот шестидесятого года, как мы со Степаном этой самой протокой плыли на озеро Болонь определять на место жительства Алонку и его возлюбленную Менгри.
«Хорошие были времена, – вздохнул я с тоскою, – и за спиной никто с карабином не маячил».
–
Гражданин начальник, гражданин начальник! – прервал мои размышления крик чистившего рыбу зэка по кличке Ноздря. – Глядите-ко!
Все посмотрели в ту сторону, куда указывал рукой заключённый. В верховья протоки Серебряная заходил караван из нескольких гребных баркасов.
–
Никак Коларовская партия, товарищ старший лейтенант, – приложив руку к козырьку, произнёс один из охранников.
Щусь поднёс к глазам висевший на груди бинокль.
–
Они самые, – подтвердил он через минуту. – Где их только черти носили!
Между тем лодки каравана, постепенно увеличиваясь в размерах, подходили всё ближе и ближе.
–
Ничего не понимаю, – пробормотал сквозь зубы Щусь. – Заключённых вижу, а конвоя нет. А ну-ка, ребята, приготовьте на всякий случай оружие.
Конвоиры защёлкали затворами винтовок.
–
Никак сам Николай Васильевич? – поприветствовал Щусь стоявшего во весь рост на носу первого баркаса человека.
–
Он самый, товарищ лейтенант, – весёлым голосом отозвался человек лет двадцати пяти-двадцати восьми.
–
Что-то