Там точно кто-то был. До него доносилось какое– то шуршание и приглушенные голоса. Тогда мальчик начал карябать дверцу сильнее.
– Карина, открой! Мне нужно с тобой поговорить! – с той стороны послышался скрип половиц. – Карина, помнишься я тебе рассказывал о своих родственниках? Господин Сигурд сказал, что я скоро к ним отправляюсь.
Когда же он снова потянулся постучать в дверь, та неожиданно распахнулась.
– Что ломишься черт мелкий? – прямо на Ири уставилась недовольная женщина в полу распахнутом халате, одетом на голое тело. – Нет тут Карины! Бродит где-то! Чего встал? Вали отсюда! А это что такое?
Ее взгляд вдруг потеплел. Она увидела глиняную лилию, что держал мальчик.
– Каринке, что ли принес? Зыних! Ха-ха-ха! Волин, гляди что Каринкин ухажер притащил, – за спиной у ней кто-то зашевелился. – Цветочек! Посмотри, морда, ты здоровая, что пацан сеструхе мое принес!
Молодая женщина вытащила откуда-то глиняный горшочек и поставила туда подарок мальчика. Едва женские пальцы отпустили цветок, как его стебелек стал зеленеть. Одновременно стали белеть и лепестки самого бутона. Однако, разве кто-то это заметит…
– А ты? Что я от тебя видела? Только жрешь и пьешь тут…, – она забрала лилию. – Ладно, передам ей, как придет… Иди-иди, некогда мне, – и хлопнула дверью.
Обескураженный Ири еще немножко постоял у фургона. Сходил, получается. Карину он не застал. Цветок у него забрали. Про родных тоже ничего не узнал. Теперь что делать? Спать идти?
– Нет! – упрямо мотнул головой мальчик. – Тогда к господину Сигурду пойду и пусть он не все расскажет. Он же обещал мне, что я скоро увижу своего дядю. Вот пусть все и расскажет.
О чем только Ири думал в этот момент? Риторический вопрос! О чем он еще мог думать, кроме как о не о своих родственниках! В младенчестве потерявший мать, не знавший отца и все свое детство живший с ненавидящими его людьми, он страстно желал увидеть тех, кто бы стал относится к нему по-человечески. Правда, как это относиться по-человечески мальчик толком-то и не знал! Даже, когда думал о дяде и тете, Ири очень смутно и туманно представлял их первую встречу. Как это должно случиться? Они бросятся друг другу на шею? Будут радостно кричать и смеяться? Однако, он знал главное – при их встрече ему уже больше не будет тоскливо и грустно. Наконец, внутри него больше не будет расти это тяжелое чувство одиночества, из-за которого он едва не выл на луну.
– Вот пойду и спрошу, – приняв решение, Ири свернул с тропки и пошел напрямик.
В отличие от остальных, искать хозяина цирка было не нужно. Ири, как и любой здесь, прекрасно знал, что вечером Сигурд мог быть только в одном месте – у загона со своим любимцем, аргамаком трехлетком редкого белого цвета. Он крепко-накрепко запретил кому бы то не было приближаться к нему. Сам лично поил его. Кормил только отборной пшеницей. Часто баловал хрустящей морковкой и горбушкой хлеба, посыпанной солью. Иногда