Переход на позиции нацистов и вступление в их организации не из идейных, а из карьерных или материальных соображений были в 1933 г. характерны не только для Мюллера, но и для очень значительной части немцев. Простонародье охотно записывалось в СА – там было чувство «братства», революционные лозунги, шумные сборища в пивных. Интеллектуалы и аристократы предпочитали СС – им импонировала элегантная черная форма, дух «рыцарского ордена», да и нравы эсэсовцев выглядели менее грубыми, чем у штурмовиков. Таким образом, например, вступил в НСДАП и СС нищий студент Боннского университета Вальтер Шелленберг. Он вел полуголодное существование на содержании жены-портнихи (с которой разведется, как только выбьется в высокие чины), и к нацизму его подтолкнуло желание выхлопотать государственное пособие. А за это первым его заданием в рамках службы в СС стала «осведомительская» работа среди товарищей-студентов.
Мюллер тоже попытался подстроиться к новым властям и подал заявление о вступлении в партию. Но не тутто было. Среди баварских функционеров и чиновников НСДАП слишком многие помнили, как он их отлавливал и допрашивал в полиции, и Мюллеру дали от ворот поворот. Хотя в 1933 году в нацистскую партию принимали даже бывших коммунистов. Репрессии коснулись в основном их руководящей верхушки и активистов. Да и то не всех. Тех из них, кто выражал готовность к сотрудничеству, отпускали и привлекали к работе. К гитлеровцам переметнулись, например, Торглер, руководитель коммунистической фракции рейхстага и второе лицо в партии после Тельмана, видные красные деятели Фрей, Карван.
А уж о рядовых коммунистах и говорить нечего – многие формирования «Рот фронта» вливались в СА в полном составе, целыми отрядами. Для того сброда, который составлял основу и красных, и коричневых штурмовиков, особой разницы не было, кому служить. Те и другие были «за революцию» и «против капиталистов». Сохранялась возможность пофорсить в униформе, она у СА была даже красивее, чем у ротфронтовцев. Сохранялась и возможность подрать глотки на митингах, помаршировать, потешить силушку, да еще получить за участие в шествиях и потасовках несколько марок на пиво – так не все ли равно, из какой кассы их получать, из коминтерновской или нацистской? В одном лишь Берлине таких перевертышей насчитывалось около 300 тысяч, немцы прозвали их «бифштексами» – коричневыми снаружи и красными внутри.
И Гитлер до поры до времени приветствовал это явление. Он говорил: «Германия не станет