Это обращение было выдано Пауэрсу на тот случай, если ему придется приземлиться на территории других государств, а деньги и ценности, как показал позднее Пауэрс, он мог использовать для подкупа людей, которые смогли бы укрыть его от властей и от ответственности.
Работники управления госбезопасности организовали прочесывание местности, чтобы задержать других парашютистов, если они были, обнаружить и собрать части и снаряжение самолета. К этой работе были привлечены воинские подразделения и местные жители.
При осмотре остатков сбитого самолета, разбросанных на площади до 20 квадратных километров, были обнаружены бумажник с личными документами Пауэрса, иностранные деньги и различные фотографии. Кроме того, были найдены обрывки военной топографической карты на английском языке с разными пометками, несколько таблиц и другие печатные издания на английском языке, магнитофонные ленты, фотопленка и большое количество деталей различной аппаратуры, находившейся на самолете.
На первом допросе Пауэрс сказал, что летел из Пакистана в Турцию, занимаясь исследованием верхних слоев атмосферы, и сбился с пути.
Так учили Пауэрса объяснять нарушение чужого воздушного пространства на случай, если он попадет в руки властей. Но Пауэрс быстро понял, что слишком наивно так объяснять свое пребывание в Свердловске, находящемся на расстоянии более двух тысяч километров от места пересечения границы Советского Союза. Поэтому он признал, что в Советский Союз он направлен со специальным заданием.
При вторичном обыске в кармане брюк Пауэрса работники госбезопасности обнаружили булавку, вложенную в металлический чехол. На вопрос, что это за булавка, Пауэрс ответил, что это обыкновенная булавка. Он солгал, надеясь, что булавку оставят при нем, но, когда понял, что ее намерены изъять, предупредил, чтобы с ней обращались осторожно. Оказалось, что булавка содержала в себе сильнодействующий яд.
Американские организаторы полета шпионского самолета в случае неудачи имели намерение любыми путями замести следы преступления. Они вложили в самолет два взрывных устройства, чтобы взорвать машину и не оставить никаких вещественных доказательств, а если Пауэрсу удастся спастись, то, попав в руки советских органов, он должен воспользоваться булавкой, сделать себе укол. И тогда все будет шито-крыто. Его хозяева очень боялись, что он останется живым свидетелем их преступной авантюры, и ему вдалбливали мысль о том, что на допросах в советских органах госбезопасности он будет подвергнут мучениям, пыткам, побоям и т. д. Но как ни велик был страх, жажда жизни взяла свое.
На допросе 1 мая 1960 года, когда Пауэрс пришел в чувство и отдохнул, он вел себя настороженно, отвечал на вопросы неохотно, слишком лаконично и неубедительно, а на некоторые вопросы отвечать отказался вовсе. Но «немые свидетели» – вещественные