– И то верно, – после этого Саша на какое-то время замолкает. И Женя тоже. Может, пытаются примерить Владимиру Константиновичу разные причёски каждая в своей голове. Так или иначе, я рада, что они хоть ненадолго замолкли.
А причёска у Владимира Константиновича действительно хорошая (волосы, уже тронутые сединой, зачёсаны назад), под стать его стилю. Но мысли о ней долго не занимают меня, их вытесняют целиком и полностью мысли о докторе. И стоит мне только подумать о нём, мой телефон вибрирует, и я нервно, не поворачивая головы, оглядываю Инь и Янь. Надеюсь, они этого не заметили. Вроде нет – всё ещё чем-то увлечены (что-то мне подсказывает, что точно не тем, что говорит преподаватель).
Стараясь не производить лишних движений, гляжу на экран. Сообщение от него. Сердце моё начинает бешено колотиться. Странно, что вчера вечером я этого не чувствовала.
Открыть сообщение сейчас? Ответить сейчас? Не хочу, чтобы Женя и Саша это увидели. Но даже если не увидят, то начнут задавать вопросы, потому что на моём лице наверняка уже всё написано.
Нет, я не могу сдержаться. Любопытство берёт верх. К чёрту, открываю диалог.
Доброе утро, Алисонька
Доброе утро
Как ты?
Всё хорошо
Правда, меня трясёт неимоверно, но ничего, в целом – всё хорошо.
Завтра увидимся. Во сколько сможешь подъехать?
После занятий
Хорошо
Почему меня так сильно волнуют эти короткие диалоги? Диалоги ни о чём. И печатает он всегда так медленно, будто хочет что-то сказать, но потом передумывает и удаляет сообщение. Хотя, может, он просто занят: на работе или за рулём. А у меня разыгралось воображение.
Убираю телефон под тетрадь, стараюсь поймать суть того, о чём говорит лектор, и нормализовать сердцебиение.
9
– Я бы тоже брекеты хотела носить. Точнее не хотела бы, а мне надо. – Моя старшая сестра, Лена, делает сырную нарезку. Мы втроём (я, Лена и мама) готовим ужин, хотя я практически в этом не участвую, так как снова устала с дороги. Я никак не реагирую на реплику сестры. По крайней мере, пока.
– Как-нибудь запишем тебя на осмотр к Максиму Алексеевичу, – и тут меня с ног до головы пронзает острый укол ревности. Это абсолютно глупо, но я начинаю закипать от сказанных мамой слов.
– Зачем к нему? Что, других врачей больше нет? – стараюсь не выказывать свои эмоции, но, кажется, они прописаны на моём лице. Как обычно, хочу я этого или нет.
Мама поворачивается и, приподняв бровь, смотрит на меня.
– А что с этим не так?
Я молчу. Мама продолжает сверлить меня взглядом, и я отворачиваюсь от неё. Она ждёт. Я шумно выдыхаю и силой заставляю себя говорить как можно спокойнее.
– К этому нельзя. Потому что это мой доктор.
К моему счастью и облегчению мама начинает смеяться.
– Но он же не может лечить только тебя.
Я