– Что же вы моему Вовке уколы не делаете?
– Твой Вовка выдержит и так. Что его лишний раз колоть? Он у меня «бравый солдат».
По закону детей кормили до девяти месяцев, я же кормила Володю до года и полутора месяцев. В конце концов Лина Антоновна сказала:
– Послушай, совесть-то у нас с тобой есть? Ведь он у тебя бегает уже. Давай отнимай от груди Вовика.
Теперь я могла навещать его только раз в неделю. Остался мой Володя без мамы. А ребенок был так привязан ко мне, он начал резко меняться. Нянечки рассказывали:
– Выходим на прогулку, Вова с детьми не играет. Подойдет к какому-нибудь кустику, листочки гладит, срывает их. Присядет и молча в земле копается.
Я работала тогда в той зоне, где находились дети. Выкрою немного времени, прибегу под окошко и молчу, наблюдаю. Вижу, Вова один стоит у печки, отковыривает известку. Или пальчиком водит, водит по стене. Дети играют, дерутся, а он один. И вот стоит он так и вдруг резко поворачивается назад с истошным криком: «Мама!» Нянечки сердились на меня:
– Не приходи. Его потом приходится целый час успокаивать, а то и два, и три. Все кричит: «Мама! Иди!»
Когда я приходила к Володе, он кидался ко мне с криком и замирал на груди, всхлипывая. Иногда я, спуская с него штанишки, видела отпечаток пятерни. Видимо, он плакал без меня, кричал, а его били за это. Ведь там, как и везде, люди тоже разные попадались. Я думаю, поэтому он и вырос таким нервным. Ребенок был очень тонким, впечатлительным, ему нужна была ласка, а он был лишен ее и рос как загнанный волчонок.
Когда Володе исполнилось полтора года, вышло постановление о сокращении сроков хорошо работающим заключенным. Я тогда работала в цехе по пошиву военной одежды – шила ватные брюки. Работали мы в две смены: с 8 до 20 и с 20 до 8. Я работала очень добросовестно. Обещали сократить оставшийся срок в два раза, то есть вместо года оставалось шесть месяцев. Моя тетя с Кавказа решила забрать Вову к себе.
– Тебе еще полгода сидеть. У тебя первый ребенок умер в тюрьме. Давай спасем второго. У нас все свое: скотина, сад, огород. Нам он не будет в тягость.
Одной из наших медсестер оформили командировку на Кавказ, чтобы отвезти Вову. Возвратившись, она рассказала, как ее хорошо встретили, как рады были Володе, как все наперебой с ним нянчились, и заверила меня, что Володе там будет очень хорошо. Я взяла себя в руки и старалась не тосковать по нему. Мне удалось себя уверить, что ему там будет лучше, а моя задача здесь – работать добросовестнее, чтобы поскорей освободиться. И действительно, как потом оказалось, Володя там поправился и опять стал живым и радостным ребенком. С ним с удовольствием занимались многие родственники. Сегодня он был у одних, завтра – у других. Бегал по двору за петухами, садился верхом на собаку, поросенка… Но все-таки раннее детство в лагере оставило в нем след на всю жизнь.
Итак,