– Твой друг мог заблудиться, – предположила его супруга. – Было бы лучше, Батист, если б ты пошел ему навстречу.
– Но ведь он уже у нас бывал, – возразил муж. – И я даже похвалил его умение ориентироваться.
– Моя картофельная запеканка совсем остынет! Ну ничего, я ее разогрею.
Черноволосая, смуглая Леа родилась в Италии, но уже двенадцать лет жила в Нью-Йорке. Когда Батист, вскоре после прибытия из родной Пикардии, с ней познакомился, она уже прекрасно изъяснялась и по-французски, и по-английски. Они поженились через несколько месяцев, дабы узаконить ее беременность.
– Я очень хочу познакомиться с его девочкой, Элизабет, – мечтательным тоном сказала молодая женщина.
– Они скоро придут, Леа!
– А если Тони проснется? Мне придется его покормить, – посетовала она.
Сына они назвали Антонио, в честь тестя, но и уменьшительное Тони, звучавшее так по-американски, быстро прижилось в семье.
– Я тоже рад, что он и Элизабет будут жить у нас. – Батист вздохнул. – Девочка еще не оправилась после трагедии, бедняжка! Гийом тоже горюет, но ради дочки старается не подавать виду. Потерять жену, да еще при таких обстоятельствах, – что может быть хуже? Вы с Катрин наверняка подружились бы.
– Я сочувствую им всей душой, – подхватила супруга. – Батист, сходи на улицу, может, что-нибудь узнаешь! Что, если с ними приключилась беда?
– Вечером в городе небезопасно – вот что меня беспокоит.
– Прихвати с собой трость-шпагу!
Плотник, который давно привык к опасностям большого города, надел пальто, поцеловал жену и, вооружившись тростью с сердцевиной в виде стального клинка, без дальнейшего промедления вышел из квартиры.
Леа успела покормить младенца грудью, убаюкать, а потом вернулась к печальному созерцанию четырех столовых приборов на круглом столе. Квартирка у них была маленькая, но чистая и симпатичная. Из окон, в просветы между высоченными зданиями, были видны огни острова Манхэттен.
Вернулся Батист. Лицо у него было хмурое, во взгляде – тревога. Поставил трость в угол у двери, снял пальто и шляпу.
– Ну что? – спросила Леа. – Тебя долго не было.
– Была драка, в четверти часа ходу от нас, в переулке. Мне рассказал один старик, причем раньше, чем я успел спросить. Напали вчетвером на одного. Я видел пятна крови на мостовой, но трупа не было.
– Думаешь, жертва – твой Гийом?
– Хотелось бы верить, что нет, Леа, но увы! С земли я подобрал вот это.
На ладони левой руки у него лежала медная пуговица с выгравированным на ней циркулем и заглавной буквой «G».
– Думаю, это пуговица с его бархатного пиджака. Тут трудно ошибиться.
– Батист, а где же девочка?
– Старик и не упомянул о ребенке.
– Dio mio, poverina![16] – вскричала Леа, в волнении переходя на родной язык.
Со слезами на глазах она перекрестилась. Батист с понурым видом смотрел на медную пуговицу. Ни он, ни она