авторитаризма – неважно. Главное: идея должна быть. Деньги не могут быть идеей. Деньги – вирус, уничтожающий идею. Хотя без денег идеи реализовать трудно. И тогда, при социализме, и нынче, при минус капитализме. Здесь нестыковка, здесь разлад. Я часто слышу: раньше мы жили, трудились и знали «зачем». Во имя чего. А сейчас? Конечно, какое-то время хаос впечатляет, потому что создает ложное ощущение свободы. Потом приходит отрезвление, прозрение – назовите как угодно, но они неминуемо приходят. Что это? Дань времени? Его особенность или болезнь? А какая разница? Разве болезнь не может быть особенностью времени? Такое впечатление, что любой замысел, даже в том случае, когда он бесспорен, провиснет, и власть, не признавая этого во всеуслышание, внутренне мечется, не находя ответа – почему. Почти всякая новация принимается населением в штыки. Реформы медицины, образования, науки, управления, пенсионного обеспечения, земельной собственности, лесной кодекс отторгаются обществом. Не прибавляют согласия, а усиливают разобщенность. Кто-то скажет – это естественно. Такова судьба любых реформ, во все времена их приветствует безусловное меньшинство. И лишь потом, много позже они становятся уделом большинства, нормой жизни. Такая закономерность действительно существует вне зависимости от масштаба. Мы не учли, просмотрели одну характерность: успешность реформ прямо пропорциональна их локальности. Именно этим правилом пренебрегла власть в 1991 – 1992 годах. Базовые реформы экономики были проведены неудачно. Они обрушили страну. Никаких подготовительных действий, просчета ситуаций, осознания ментальности страны, ее традиций – ничего из этих опорных ценностей в расчет взято не было. Был штурм вершины, а навстречу ему случился сход лавины.
Я часто спрашиваю себя, почему все произошло именно так, а не иначе. Чуть раньше с концепцией экономической реформы выступил Григорий Явлинский. Его реформа называлась «Программа 500 дней». Возможно, именно этот проект чистых амбиций на фоне абсолютной экономической безграмотности масс заразил реформаторов абсурдными временными параметрами. И Явлинский, и Егор Гайдар, и Анатолий Чубайс, и Андрей Нечаев были людьми одной возрастной генерации: 30 – 35 лет. Самый «штурмовой» возраст. Явлинский предложил изменить большую страну за 500 дней, а мы изменим ее еще быстрее.
А дальше зона ошибочности расширялась за счет существования двух миров. Все надо сделать как можно быстрее, чтобы народ не опомнился, чтобы не успела вызреть энергия сопротивления. Долготерпение русского народа – наш козырь, – сочли младореформаторы. И посланный на исходе СССР и социализма сигнал «быстрее, быстрее» был уподоблен новому ритмическому ряду. Естественно, все, что делается впопыхах, априори, не может быть совершенным. Критическое состояния экономики в тот момент, отсутствие золотовалютных запасов, отчетливая динамика падения мировых цен на нефть, сводимый на нет продовольственный запас страны и развал СССР, лишивший экономику импульса кооперации,
