Когда я вечером решил снова глянуть на самый первый, возмущенный отзыв, его на месте не оказалось. Мне стало досадно, будто из оркестра выдернули первую скрипку. Кто его удалил, – модератор группы это сделал или сама возмущенная особа? – я не знаю, но только теперь, без ее чистого искреннего голоса, звучание всего оркестра сделалось безликим и тусклым.
Больше возмущенных отзывов не было.
Глава 10. Осторожно – художник!
Я был мягким и податливым как глина и одновременно – хрупким как яичная скорлупа. Всякий, походя, мог оставить на мне свой отпечаток или поломать – даже я сам. Так Серёга Ховенко, режиссер-документалист с курса, по-моему, Виктора Лисаковича, мой приятель по кличке «Хава», однажды обвинил мой короткометражный сценарий, который он только что прочитал в стеклянном переходе на учебную студию, нашей знаменитой курилке, – обвинил в сентиментальности, как в какой-то бабской ереси. Я тут же согласился, что это плохо, и в дальнейшем решил писать «грубо» и без «соплей в сахаре». Ослепленный тщеславием и гордыней, я не разглядел, почему Хава утирает слезу над моими листочками. Я решил, что он это от табачного дыма, который на большой перемене столбом стоял в стеклянном переходе. Но теперь я понимаю, что Хава банально плакал. Верно подметил наш Александр Сергеевич Пушкин: «Над вымыслом слезами обольюсь…» Только выводы из этого я тогда сделал неправильные.
Осторожно, товарищ – следи за словами! У художника – тонкая и сложная организация; ее легко повредить, но трудно исправить…
Тогда же я ошибочно понял, что быть первым – плохо. Я думал, каждый бежит в свою сторону, поэтому не может быть ни первых, ни последних. Оказывается, нет: все бегут в одну сторону – и по дороге распихивают друг друга, пытаясь вырваться вперед. Но – куда? Я перестал бежать и остановился. Это случилось на третьем курсе. Я хотел уйти из института, потому что мне показалось: больше мне тут делать нечего. Перед этим я, сгорая от бешеной ревности, развелся с любимой женой Ленкой, оставив ее с дочкой Ритулей, и ушел из родительского дома – поселился в общаге на Галушкина. В это время у меня родился такой стих:
Я сыном не был и отцом не стал,
Жил без кумира и кумиром не был,
Хотел взлететь, но даже не упал –
Повис дерьмом между землей и небом…
Я сопроводил этот стишок символическим рисунком: человечек висит на виселице, под ним травка, над ним тучка, солнышко и птички. Подвел, так сказать, итог, но продолжил по инерции трепыхаться. Дотрепыхался до того, что через год разозлился и решил, во что бы то ни стало, жить дальше. Это желание вылилось в очередной стих:
Отец, и сын, и дух, и беспокойный бес –
Я сам себя тащу из петли в небеса!
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте