Я фыркнул. Мне хотелось представить, какой была арена до того, как каменщики из Сестера начали ломать скамьи, извлекая камень для полезных построек. Верхний край арены был весь в зазубринах, как горный хребет.
– Мы разрушаем, – произнес я. – Разве нет?
– Разрушаем? – беспокойно переспросил Бледод.
– Как-то раз я спалил половину этого города. – Мне вспомнились языки пламени, перепрыгивающие с крыши на крышу, густой дым. В тот день каменные стены улиц почернели от копоти. – Представь, каким был этот город, когда здесь жили римляне.
Отец Бледод не ответил. Он наблюдал, как Кинлэфа теснят к центру арены, чтобы заключить в кольцо копейщиков, часть которого состояла из людей Финана, другая – из дружинников Этельстана. Кинлэф повернул коня, как бы ища путь для бегства. На крупе лошади видно было клеймо из букв «К» и «Х»: Кинлэф Харальдсон.
– Белокаменные здания, – продолжал я. – С красными кровлями. Статуи и мрамор. Хотел бы я это увидеть.
– Рим тоже был чудом, – промолвил валлиец.
– Сейчас, как я слышал, он в руинах.
– Господин, все преходяще.
Кинлэф погнал коня к одному краю кольца, но ему навстречу выдвинулись копья, а щиты с грохотом сомкнулись, поэтому беглецу пришлось отвернуть. Он сжимал обнаженный меч. Болтающиеся на левом бедре ножны были из красного сафьяна и отделаны золотыми пластинами. Эти ножны и меч – подарок Этельфлэд, последней правительницы независимой Мерсии. Вскоре, подумалось мне, они перейдут к Этельстану, который наверняка пожертвует их церкви.
– Все преходяще, – согласился я. – Посмотри, каков этот город теперь. Ничего, кроме жердей и соломы, грязи и навоза. Сомневаюсь, что в бытность римлян здесь воняло как из выгребной ямы.
По приказу Этельстана воины сделали шаг вперед. Кольцо сжалось. Кинлэф продолжал поворачивать коня, высматривая несуществующую лазейку для побега.
– Римлянам, господин… – начал Бледод, но осекся.
– Что? – спросил я.
Еще один приказ, и круг снова сжался. Опущенные копья были нацелены на человека и клейменую лошадь. Два десятка воинов Этельстана охраняли пленных, согнав их к одной стороне арены. Смерть обозначила свои границы линией окровавленных тел.
– Господин, римлянам стоило остаться в Британии, – договорил отец Бледод.
– Почему? – поинтересовался я.
Валлиец помялся, потом на лицо его вернулась кривая ухмылка.
– Потому что, когда они ушли, явились сайсы.
– Да, мы пришли, – кивнул я. – Пришли.
Сайсами были мы – мы, саксы. Британия – наш дом не больше, чем она являлась таковым для римлян. Они захватили ее, потом покинули, а мы пришли и взяли.
– И вы нас ненавидите, – сказал я.
– Воистину так, господин. – Бледод продолжал улыбаться, и я поймал себя на мысли, что он мне нравится.
– Но вы ведь и против римлян сражались, так ведь? Их вы тоже ненавидели?
– Господин,