– Андрей Михайлович готов вас принять.
И вот я захожу. На красные итальянские ковры от Версаче с моих черных прорезиненных ботинок стекает то самое, чем обрабатывают московские улицы после обильного снегопада. Краткое представление, крепкое рукопожатие, предложение присесть (кресла тоже от Версаче).
Сажусь, и пока Андрей говорит мне что-то про мою последнюю программу, в которой речь шла о целенаправленном уничтожении Чубайсом крупнейшей в мире энергетической компании РАО «ЕЭС», осматриваю кабинет. А про себя думаю, что тут одной мебели тысяч на двести… и чего я вообще здесь делаю?
Настроение, повторяю, было так себе, и когда подошла моя очередь сказать несколько слов, произнес я следующее:
– Андрей Михайлович, я благодарен вам за предложение встретиться и пообщаться, но прежде чем мы продолжим, я должен сказать вот что. Ребят типа Чубайса и Гайдара, которые разоряют мою страну, а себе выстраивают офисы по миллиону долларов, я терпеть не могу. Вся моя работа, по большому счету, направлена против них. Будем дальше разговаривать?
Сидит Годзинский. Рядом его помощник. В повисшей паузе с моих ботинок на итальянский ковер стекают последние растаявшие комья московской грязи.
И секунд через пять Андрей, с открытой улыбкой хлопнув меня по плечу, говорит:
– Ну нормальный же парень, а!
Эта встреча длилась часа четыре. Я узнал, что Годзинский в свое время больше, чем кто-либо другой, сделал для сохранения РАО «ЕЭС». Именно он противостоял той самой банде младореформаторов (один рекомендованный Немцовым Бревнов чего стоит!), которая еще в середине девяностых хотела, используя цепь финансовых махинаций, распродать то, что в течение нескольких десятилетий строила вся страна. Тогда он не позволил этого сделать. Но теперь, тем не менее, РАО «ЕЭС» больше нет. И случилось это не в жуткие 990-е, а вроде как в стабильные 2000-е. Так вот, во время нашей первой встречи состоялась лишь вводная лекция из курса финансовой науки, который прочел мне Андрей Годзинский. Этих лекций было еще множество, и переоценить их значение для меня невозможно. Хотя смотреть на процесс преподавания со стороны, полагаю, было довольно смешно. Два взрослых мужика, стоя у доски,