Крыс открутил от висящего трупа палец и пососал его; комочки мяса и жилок сошли с кости ему в рот. До старейшин еще часа три, может, все четыре-пять, если придется волочить ее всю дорогу вслепую. Потом десять часов медленно выкарабкиваться на поверхность. Правда, кое-где можно срезать и скостить пару часов. Он задумчиво грыз косточки, перекатывал их за щеками и думал о вчерашней ночной вылазке.
Башня Закона обрушилась, омытая ревущим огнем, земля содрогалась и трескалась, будто кто-то в ярости бичевал ее снизу. Повсюду сальники, точно над городом прокапали струйками расплавленного воска. Шпат, силуэт на фоне огня, грохочет по двору. Крыс не поставил бы много на шансы друга уйти, не в этот раз. Не с его хворью. Мысль о том, как мясо Шпата превращается в камень, вдруг встревожила Крыса. Каждый хрящик с костяшки пальца казался гравием на зубах. Упырей обычная зараза не берет, напомнил он себе, но они могут ей отравиться. Он выплюнул особенно твердый хрящ, и тот звякнул об пол.
Алина подняла голову на внезапный звон, всматриваясь в непроницаемую тьму шахты. Она пялилась прямо на Крыса, но, очевидно, его не видела. Он сам себе осклабился, потом нагнулся и поднял тот хрящик от пальца. Проковырял его когтем, разломил надвое и обнаружил неожиданное сокровище. Маленькое золотое колечко. Наверняка хоронильщики его проглядели. Старое кольцо, купленное в молодости, скрытое под толстыми складками зрелого возраста. Люди, подумал он, с годами слабеют, становятся медленней. Упыри – наоборот.
Кариллон – другое дело. Если она припустила во всю прыть, то могла уйти чисто. Она не знает ни Хейнрейла, ни как с мастером Братства связаться. Она могла вернуться к дому Шпата или попросту сбежать. Крыс нашел ее на улице, когда они оба бросились за одним выпавшим кошельком, и ощутил… жалость? Это слово с поверхности у упырей не в ходу. Может быть, интерес? Как и Шпат, она была хрящиком, который не приедался ему, сколько ни жуй. Она и к Шпату была добра – вела себя так, будто он не умирает, и ее душевность много значила для Крыса.
Крыс припомнил вечера в Шпатовой квартирке – он съеживался в углу у очага и слушал, как Шпат грохочет на какую-нибудь сегодняшнюю тему: про свежий скандал или вести с войны. Шпат толкал речи истово, словно выступал в парламенте или обращался к бандюгам с Овечьей площади. Кари, с вином в руке и сапогами на столе, задает, вопреки своей натуре, вопросы или негрубой насмешкой прерывает полет ораторства Шпата. Такими вечерами Крыс разговаривал мало; он любил прикрыть глаза и слушать беседы друзей, точно голоса свыше, эхом ниспадающие с небес. Тепло от очага расслабляло его стянутую мускулатуру, согревало застойную кровь.
Если эти вечера ему заказаны, то одним узелком, связывающим с поверхностью, стало меньше. Требовалось покончить с неопределенностью, он желал знать наверняка, живы его друзья или погибли. В нетерпении он кружил возле Алины. Его копыта