Внутри БТРа хоть и нет ветра, но сковывала неподвижность, холод металла пробирал до костей. Мы сняли и вытащили два передних сиденья из БТРа, прислонили их к колёсам с безветренной стороны, где можно было сидеть, давая отдых ногам. У водителя были в БТРе валенки и тёплые штаны для себя и напарника, конечно, мы сразу оделись. Развели костёр и за два часа сожгли всё, что могло гореть, включая деревянные сиденья из БТРа и запасную камеру для колеса. До ближнего леса было километров пять. Послать солдата за дровами, а если не дойдёт и замёрзнет? Идти самому? Так он здесь уснёт. Да и сколько дров можно принести? На час хватит, в лучшем случае. В добавок, встреча с дикими кабанами, тем более с секачом, могла закончиться печально. Отвёрткой и молотком вскрыли банки сух пайка, штык –нож водитель отдал Кузю.
Всю ночь топтались около БТРа, сидим пять минут, и снова ходим, двигаемся. Размахивали руками, приседали, колотили друг друга, пели строевые песни, я читал вслух стихи из песен Булата Окуджавы, которые хорошо знал. «Глаза, словно неба осеннего свод…», «По смоленской дороге столбы, столбы, столбы…», «Сумерки, природа, флейты голос нервный, позднее катанье…». Главное было не дать друг другу заснуть ни на минуту.
К утру, на рассвете, я чувствовал, что Бог где-то совсем близко, тело не слушалось и стало чужим, зуд, боль в мышцах, ломота во всём теле не отступали. Лицо опухло и глаза стали узкими. Я продолжал, уже плохо соображая, медленно тормошить и ворочать, развалившегося на сиденье у колеса водителя, пытаясь его поднять. Я заставлял солдата не спать, двигаться, говорить со мной, но и сам не мог разглядеть открыты ли его глаза, такие же узкие, как мои. Мы были похожи, на мешки с картошкой. Я ругал солдата, хвалил, просил, требовал и орал, это мне казалось, что орал, на самом деле, меня было еле слышно:
–Только не спи, пожалуйста, сука! Ты же не Байгельдиев какой-то, ты б…дь, боец! Ты боец- что надо! Ты кремень! Открой глаза! Я тебя в отпуск отправлю, на десять суток, на родину поедешь, где родина? Говори! Воронеж? Повтори! А закроешь глаза, тогда не будет тебе отпуска, хрен тебе тогда, а не отпуск. Да, вставай ты, гад!
В одиннадцать часов приехал, зампотех батальона майор Щелгачёв, он шутил и казался чуть навеселе, мы были едва живые. БТР прицепили на галстук к ЗИЛу, нас посадили в тёплую кабину. В лагере, у палатки комбата я увидел Кузя, он прождал Безродного всю ночь, чтобы выслать за нами помощь, и теперь не отходил. Комбат дал по кружке горячего чая и потом водки мне и водителю БТРа. Лейтенант медик вместе с фельдшером раздели нас и растирали спиртом. Безродный извинился, оказалось,