чтобы дать ей спасительный толчок к счастью и любомудрию, и лучшего дара от богов, чем тот, который явлен в лице Пифагора, не было и не будет никогда. Поэтому еще и теперь широко известна поговорка о длинноволосом самосце. (31) И Аристотель в своем сочинении о пифагорейской философии рассказывает, что у них в глубокой тайне соблюдалось такое деление: есть три вида разумных существ – бог, человек и существо, подобное Пифагору. Они с полным доверием воспринимали то, что он говорил им о богах, демонах и героях, о космосе и различном движении планет и звезд, об их противостояниях, затмениях, отклонениях от правильного движения, эксцентриситетах и эпициклах
[21], обо всех явлениях мироздания на земле и на небе, о тайной и явной природе сущего между землей и небом, предлагая правильное и удобное для восприятия на слух разумное толкование, никоим образом не препятствующее ни возникновению зрительных образов, ни тому, что воспринимается в процессе размышления, напротив, уроки, теоретические положения и вся наука в целом как бы зримо представали перед душой и действовали очищающе, если ум был перегружен какими-либо другими занятиями. Подобное знание передавалось эллинам Пифагором, чтобы они могли осмыслить истоки и причины всего подлинно сущего. (32) Гражданское устройство общины было наилучшим, соблюдались единодушие и принцип «у друзей все общее», служение богам и почитание умерших, повиновение законам и воспитание, молчаливость и любовь к другим живым существам, воздержание от употребления их в пищу, благоразумие и проницательность, набожность и другие добродетели, одним словом, все это для тех, кто жаждал учения, Пифагор сделал желанным и достойным стремления. Итак, принимая во внимание все, о чем только что шла речь, ученики справедливо почитали Пифагора столь высоко.
Глава VII
(33) После этого нужно рассказать о том, как он прибыл в Италию, какие люди встретились ему первыми, что за речи были ими произнесены и на какие темы, и к кому они были обращены. Ведь так нам легче было бы усвоить содержание его бесед и то, как он проводил их в эту пору своей жизни. Говорят, что, прибыв в Италию и в Сицилию и увидев, что города, одни в течение многих лет, другие – недавно, находятся в рабстве друг у друга, он приучил их через своих слушателей, уроженцев этих городов, к свободомыслию, вернул им прежнее устройство и сделал свободными: Кротон, Сибарис, Катану, Регий, Гимеру, Акрагант, Тавромений и некоторые другие, дав им законы через Харонда из Катаны и Залевка-локрийца, благодаря чему эти города обрели надолго прекраснейшее законодательство и сделались для соседей предметом подражания. Рассказывают, что он совсем устранил смуту, разногласия и даже просто разномыслие не только среди знати и ее потомков на много поколений, но и вообще из всех городов Италии и Сицилии как внутри их самих, так и в их отношениях между собой. Ибо постоянно произносил он всюду, обращался ли ко многим или к немногим слушателям, изречение, подобное увещевательному оракулу Аполлона, своего рода экстракт, вобравший самое ценное, что было в его мыслях:
