Она так долго снилась мне…. Тьерри Коэн

смятение и ужас. Никто больше не отличает прекрасного от уродливого, искусственного от естественного, истинного от ложного. Когда он обрушивается на нас, ничто не может совладать с его силой. Мы должны ждать и надеяться, терпеть и молиться. Когда он уходит, мы стоим как громом пораженные, отчаянно вглядываясь в себя, растерянно оглядываясь вокруг, пытаясь определить, что же ураган разрушил, а что пощадил, и прислушиваемся к голосу сердца. Нас озаряет удивительная ясность, мы осознаем, кто же мы на самом деле.

      В этом смысле смерть близкого человека часто оказывается отправным пунктом нового пути.

      Если она не все разорила в душе.

      В моем случае смерть унесла родителей, всех близких, девушку, которую я любил, – и разрушила дотла мою вселенную, мою веру в жизнь. И понадобилось много времени, а затем много прекрасных книг, чтобы я сумел ее восстановить.

      Но что-то я заболтался, роман же вовсе не обо мне и моей истории. Ну, если только чуть-чуть. Странная у меня роль…

      Ну что ж, захотелось вам прочитать этот роман? Возможно. А если нет, не жалейте. Столько еще всего нужно прочитать, а времени так мало, что негоже пренебрегать собственными предчувствиями.

      А где-то вас ждет ваша книга-светоч.

      Может, это она перед вами?

      А если и не она, может быть, она натолкнет вас на путь к той, единственной, которая однажды заполнит вас целиком.

Гилель Эдинберг.

Книготорговец и сват.

Париж, 20 декабря 2010 года

      Глава 1

      Любовь – это сон

      Иона

Первый сон

      Я попал в какую-то странную историю, бессвязную и запутанную, – такими обычно бывают сны людей, которые наяву не принимают большую часть повседневной реальности. На меня накатила какая-то сонливая вялость, не имеющая ничего общего с настоящей усталостью, и я бродил в сумерках сновидения.

      И вдруг – как вспышка света во тьме. Разорвав туманные полосы сна, передо мной возникло лицо.

      Словно вы сонно клюете носом перед какой-то программой, но мгновенно сменяется длина волны, и через несколько секунд показывают совершенно другую – несколько нечетких, летучих, зыбких образов, наделенных при этом удивительной силой и способных вывести вас из оцепенения.

      Какие у нее были волосы? Темно-каштановые или черные. А глаза? А глаза светлые. И печальные. Она походила на фигуру со старинной картины, ее облик был прекрасен по тем, прежним, канонам. В позе ее чувствовалась беззащитность, во взгляде сквозила растерянность, словно она пыталась уловить какое-то воспоминание и сознавала, что это невозможно.

      По правде говоря, мне трудно ее описать. Ночь похитила у меня ее образ.

      Потом она увидела меня или как-то иначе заметила мое присутствие, и по ее губам скользнула улыбка. Она произнесла какое-то слово, я не расслышал его, но, как мне показалось, угадал: “любить”.

      Я хотел подойти к ней, услышать ее, но печальный образ