Антонина отличалась удивительной бестактностью.
– Ничего, – ответила Ксения. – Мы ненадолго.
– А Корнелий придет? – спросила Антонина. – Мой-то дрыхнет. На футбол ходил. Вот и дрыхнет. Только пирога не жди. Пирог я на завтра запланировала. Придется кого-то еще звать на завтра вместо тебя. Как здоровье, Ксения? Ноги не беспокоят?
Ноги болели не у Ксении, а у ее двоюродной сестры Насти. Но Ксения спорить не стала, да и не было никакой возможности спорить, если ты пришла к тетке Антонине.
– Ты проходи, – пригласила Антонина, – чего стоишь в прихожей?
Ксения послушно прошла в комнату, тесно заставленную мебелью, потому что Антонина любила покупать новые вещи, но не могла заставить себя расстаться со старыми.
На тахте, зажатой между двумя буфетами – старым и новым, лежал Антонинин муж Геннадий, такой же сухой, жилистый и длинноносый, как Антонина, и, закрыв голову газетой, делал вид, что спит, надеялся, что его не тронут и уйдут в другую комнату.
– Вставай, – сказала строго Антонина. – Развлекай гостей. Я пойду чай поставлю. Нет хуже, чем гость не ко времени. А твой-то где?
– Со мной, – лукаво ответила Ксения.
– А, – согласилась Антонина, которая, как всегда, слушала плохо и была занята своими мыслями. – Никогда он ко мне не приходит. Брезгует. Ты вставай, Геннадий, вставай.
И Антонина ушла на кухню, оставив Ксению на попечение мужа, который так и не снял с лица газеты.
В другой раз Ксения, может быть, и обиделась бы, ушла. Но сейчас понимала, что явилась к людям, когда не звали, а потому сама виновата. Но желание удивить родственников подавило все остальные чувства, так что Ксения послушно уселась за стол, поставив сумку рядом с собой на скатерть.
Минут через пять, в течение которых в комнате царило молчание, нарушаемое лишь демонстративным посапыванием Геннадия, вернулась Антонина.
– Так и знала, – сказала она. – Ты, глупая, сидишь, словно клуша, а мой изображает из себя спящую красавицу. Ну, уж это слишком.
Антонина, быстро и споро накрывая на стол, выкроила секунду, чтобы потянуть мужа за ногу.
– А, племянница, – произнес Геннадий, словно и в самом деле только проснулся. – А где Корнелий?
– Здесь он.
– Ага. – Геннадий в одних носках подошел к столу и сел напротив Ксении. – Я тоже по гостям ходить не терплю. Все это сплошные бабские разговоры. Нет, меня не затянешь. А Корнелия за его упрямство даже уважаю.
Корнелий пошевелился в сумке, отчего та вздрогнула, а Ксения подвинула ее к себе.
– Шшшш! – велела она строго.
– Чего? – удивился дядя Геннадий.
– Не тебе, – сказала Ксения. – Это я Удалову.
Удалов больше не двигался. Он испугался, что его будут показывать, а это было унижение хуже смерти.
Тут Антонина принесла самовар. Сели пить чай.
– Ты сумку со стола убери, – сказала Антонина племяннице. – Не дело сумку на столе держать.
Ксения улыбнулась, но сумку убрала, поставила