Выйдя из воды на берег и усевшись на ствол упавшего когда-то дерева, приятели принялись обсуждать события последнего дня. У обоих накопилось слишком много вопросов и предположений.
– Во-первых, Андрей, ты можешь мне сказать, какой сейчас день и сколько сейчас времени? – спросил Герман. – У меня часы утонули.
– Времени – пять часов утра по Москве, с Канарами у нас три часа разницы, значит здесь сейчас два ночи. Светать начнёт нескоро. А день и число ровно на день позже того, что было в самолёте – суббота, 28 июля.
– Так, значит, в воде мы с тобой были недолго. Посадка на Тенерифе должна была быть в 19–20, приводнились мы где-то в полвосьмого. Здесь на берегу я приходил в себя и потом шел до этой рощи максимум полчаса. Значит, в воде ты и я могли провести часов шесть.
– Вряд ли, – усомнился Андрей, массируя уставшие от бега ноги. – Скорее всего, ты на берегу долго лежал. Потому что я раньше очнулся, больше часа назад. Тоже на берегу, только с другой стороны. Шел, получается, тебе навстречу.
– А с той стороны там что?
– Да то же самое: песок да пальмы. Пара скал. Вулкан на горизонте. Длинный у них здесь пляж.
– Вулкан? – удивился Герман. – А я его не разглядел.
– Он далеко, отсюда не видно. Остров, похоже, большой.
– Понятно. Раз на этом острове есть вулкан, то мы с тобой на Ла Пальме.
– Да, так и есть, – убедительно кивнул Андрей. – По описаниям сходится. Да и самолёт далеко от Тенерифе упасть не мог.
– Слушай, а в самолёте что с тобой было?
– Там меня сразу накрыло водой. Я вообще думал, что света белого никогда уже не увижу. Пытался сколько мог задерживать дыхание, а потом чувствую, отрывается моё кресло, и лечу я назад, а куда – не вижу. Тут мне просто страшно стало, я кое-как ещё держался, а потом, то ли ударился обо что, то ли захлебнулся, в итоге отключился.
– А я не помню, как кресла отрывались, – задумчиво отозвался Герман, вспоминая своё приводнение. – А соседка наша как?
– Не видел Андрей, не знаю. Вообще, не знаю, что и думать обо всём этом, – он шумно вздохнул. – Надеюсь, что с людьми всё хорошо. Ты сам посуди. – Он подался вперёд, заглядывая Герману в глаза. – Если мы с тобой живы, то сё, и обошлось вроде без видимых повреждений, значит, самолёт пострадал не сильно. А раз самолёт пострадал не сильно, значит должны были спастись многие, может кто-то с ушибами, с переломами, но живые! Однозначно! Неужели только мы с тобой спаслись!? Неужели все остальные утонули!? Там же триста человек должно было быть! И летчик аккуратно сел. Непонятно только, как вода спереди в салон попала…
– Вот и я также думаю. А вода в салон, скорее всего, через кабину лётчиков залилась: могло стёкла у лётчиков выбить.
– Навряд ли! – отмахнулся Андрей. – Слишком большой поток для таких маленьких окон.
– Ну, может, двери вырвало.
– Да