***
Машинист эскалатора с красной рожей поставил в кабине бутылку джин-тоника с сорванными этикетками и глушил ее, пока не запотели окна и не уснул сам в парах алкоголя.
***
Когда покинете Москву? Когда запретят читать книги в общественном транспорте.
***
Переживаю личный апокалипсис. Содом мой пал и разрушен, но прах его торжествует, пляшет по мне черными бесами.
***
Раньше даже помойки были свободнее, придешь с утра на помоечку, выбросишь мусор, разложишь для собачек косточки с холодца, сам в помоечке пороешься, может, выглядишь чего. Теперь и помойки подконтрольные, обязательно в любое время дня дежурит какой-нибудь узбек, шурует, отбирает, перебирает – трудиться, одним словом. Все нужное забирает сразу сам, наверняка. И у помойки разложить ничего не дает, сядешь книжки выбирать – уже стоит над душой: ну что выбраль, а то я выкидывать? Даже помойки и те отжали у божьего русского народа.
Весь порыв благой пропадает, на нет сходит весь энтузиазм. Бывало встретишь в помойке пенсионера какого-нибудь, архаровца, собрата по ремеслу, обсудишь с ним политику, пофилософствуешь, а теперь всех куда-то пошугали, собаки голодной не докличешься, всех на мыло пустили, только крысы и узбеки, узбеки, узбеки.
Чисто, стильно, нарядно! Москву вылизывают, как суку, два раза в год, да к хуям ваш порядок! Дайте в помойке поковыряться свободному человеку!
***
Отличная идея: делать угловые места в метро двухместными все знают, что угловые места не счастливые, на них часто спят бомжи, либо сидят, читая Тургенева какие-нибудь аутсайдеры вроде меня. Если в углу будет лежать человек с сердечным приступом, никто не дернется: все поймут, что это просто пьяный бомж никому не нужный. Однако на безрыбье и рак рыба, и обыватели несут сюда втюхнуться третьем свою пятую ношу, так и хочется воскликнуть, и иной раз приходится: ну куда ты втискиваешь до упора свою жирную, корова, жопу и потом еще требуешь двигаться? А эти мужики, ну хочешь сесть, ну сядь на краешек, куда втискиваешься и распираешь всех по углам плечами, ебанный баран? Нет, двуместные места – эта благо, это роскошь, можно свободно притулить сбоку свой рюкзак, разложиться и на сорок-тридцать минут сладострастно погрузиться в Тургенева, забыв и игнорируя любую блядскую мораль быдляцкого общества.
***
Если бы не страстное желание холодца, никогда бы не встал в эту длинную очередь в курином магазинчике. То и дело шныряют рыхлые женщины, интересуются колбасой. Но лица их уже цвета колбасы, с венозными сеточками, растрескавшимися по корке кожи. Будто всей страной стоишь за колбасой. Невольно взглядываешь на экран под потолком, который по циклу гоняет одно и тоже: куриная ярмарка, шуты и скоморохи, полевая кухня, хлеб и зрелище, и худая, как оглобля, сутулая, пляшет русская бабушка в платке и поблеклом старом пальтишке. И хоть банально и ожидаемо будет сказать, что жалкая эта старуха олицетворяет голую, нищую, пляшущую под чужую дудку Россию, но это так.
С лицом, как колбаса, в кровяных узелках, бабушка трясущаяся, жалко.
***
Литература легкого поведения.
***
Бабушка