преемственность – источник всех ваших бед: вы не перерезали пуповину с мучителями. Россия – страна безнаказанных преступлений и сознательной амнезии. Что вы такое говорите? Умение прощать? Но вам бы следовало знать, святой отец, что прощения надо сначала попросить, а тут это не принято, и половина чиновников как сидела, так и сидит на своих местах. Если вы на самом деле хотели, чтобы справедливость восторжествовала, мэрия должна была установить Соловецкий камень в память жертв ГУЛАГа в центре площади, а не ссылать его в соседний сквер. Тогда по примеру южноафриканцев вы бы смогли амнистировать руководителей, признавших свои злодеяния. Публичная исповедь требует мужества, но это единственный способ покаяться в коллективных преступлениях – альтернативой может стать гражданская война. Вы предпочли сделать вид, что ничего особенного не случилось. Хотя то, что случилось, очень просто сформулировать: случились, отец, ПЯТЬ ХОЛОКОСТОВ. Знаю, о чем вы сейчас думаете: ваш собеседник выпил слишком много водки. Это правда. Но я знаю, что говорю: во Франции нас постигла точно такая же амнезия вследствие коллаборационизма, Мадагаскара, Индокитая и Алжира. Принято считать, что лучше двигаться вперед, а то если начать открывать архивы, опозорены будут все – к этому, кстати, привела политика люстрации в Румынии, Болгарии и Польше. В Камбодже только тридцать лет спустя начали процесс по делу о геноциде, устроенном красными кхмерами, но главные преступники уже давно умерли. Турки отказываются признать массовые убийства армян. Будет ли Россия готова к публичному саморазоблачению до 2030 года? В темные времена чисты только мертвецы. Кататься на лыжах в городе гораздо забавнее, чем в горах. Скользить приятней, чем ходить. Грязь надо прятать под пушистыми коврами. Скольжение – это способ мышления, а может быть, и жизни. Несешься себе с ветерком по несовершенному бытию, лавируешь между препятствиями и увиливаешь от серьезных проблем, входя в роскошные бутики “Mercury” и ГУМа, что напротив мавзолея Ленина, ведь теперь от “Правды” до “Прады” один шаг.
Случалось, выйдя из отеля “Ararat Park Hyatt”, я катился по гололеду под руку с близняшкой Миши Бартон. Когда я мчал по Театральному проезду, там уныло толпились бедняги, не попавшие в клуб “Osen”, а напротив возвышалась статуя Ивана Федорова, русского Гуттенберга, оглушенного R&B и зажатого между магазином “Бентли”, дистрибьютором “Феррари” и ювелирным бутиком “Булгари”. Человек, давший в XVI веке старт русской литературе, теперь взят в тиски блядским клубом и шикарными гаражами и обязан слушать целый день напролет “Jenny from the Block”[24]… незавидная судьба! Через сто метров смурной Карл Маркс пристально смотрит, как рушат Большой театр, стыдливо прикрытый гигантским полотном с рекламой “Ролекса”. Четырнадцать лет назад в вашем городе вообще не было рекламных щитов, теперь их тут больше, чем в Париже. Под ногами у Маркса по-прежнему красуется его призыв: “Пролетарии всех стран, соединяйтесь!” (отличный был бы слоган для швейцарского часовщика!). Это не тот ли
