Усадив меня на любимом мной холмике, она поплыла к дереву, за подводный корень которого утром прикрепила ловушку для рыбы. Прежде я послушно дожидался ее на холмике, но тем вечером сполз с него и очутился в воде. У берега тогда мне было ее по пояс, но шажок-другой, и меня поглотила глубина. Забарахтавшись, я стал то выныривать головой на поверхность, то идти обратно ко дну. Отчаянно и тщетно сражаясь с водной стихией, от неожиданности и страха я не издавал ни звука. На производимый мною, крохой, тихий плеск мама внимания не обратила. Уж очень походил он на привычный плеск воды, омывающей берег заводи и деревья в ней.
Но мои злоключения увидел Тыр.
Уже несколько вечеров кряду он появлялся лишь у нашей заводи, потому что заприметил у нее меня. Все эти вечера Тыр тайно наблюдал за мной, пока я с мамой был у заводи, и в итоге я ему приглянулся. Он почувствовал родственность наших душ.
Душа внутри нас. Ее не увидеть глазами, не пощупать руками, но она есть, и она живая: радуется и тоскует, смеется и плачет вместе с нами. Душу нельзя ударить, но можно обидеть грубым словом и дурным поступком. Ее нельзя погладить, но можно приласкать теплым словом и добрым поступком. Живые существа познают друг друга своими душами.
Мама не рассказывала мне о душе ничего такого. С годами ее суть я осознал сам.
− « −
В вечер моего непослушания Тыр тоже не спускал с меня глаз, прячась за ближайшим к берегу завалом. Как он признался мне многим погодя, ему нестерпимо хотелось подпрыгнуть ко мне и лизнуть меня в щеку. Но он остерегался моей мамы.
Когда же я оказался в воде и стал тонуть, а Тыр понял, что моя мама ничего из этого не видит, не слышит и на помощь мне не придет, он громко заголосил: ”Тыр-тыр-тыр-тыр!..”
Не дожидаясь, пока мама, услышав его, сообразит, в чем дело, мой будущий друг выметнулся из-за завала и, перейдя на бедовый свист, ринулся к берегу заводи.
Домчавшись до него, он со всего маху прыгнул в воду и оказался подле меня, барахтавшегося из последних сил. Я ухватился за шерстку на его спине, и со мной он поплыл назад к берегу.
Когда мы оказались у него, подоспела и мама.
Она обернулась на странные громкие звуки, которые издавал мой спаситель, и увидела его и мое чудесное спасение.
Бросившись к нам, мама вытащила меня на берег. Мне было трудно дышать, так как в мои легкие попала вода. Я сильно кашлял, и с кашлем вода вырывалась наружу. Но вскоре в легких ее не осталось совсем, и ко мне вернулось нормальное дыхание.
Убедившись, что с моим самочувствием сделался порядок, мама обратила свой взор на Тыра. Он к тому времени успел выбраться на берег, стряхнуть с себя воду и прихорашивался, причесывая коготками взлохмаченную шерстку.
Не дав ему завершить сию гигиеническую процедуру, мама схватила его в охапку и стала горячо целовать его в мохнатые щечки.
“Тыр-тыр-тыр-тыр”, − с тревогой пробубнил Тыр, не зная, чего от него надо моей маме. Ведь морские свинки не целуются, как люди.
Но дальше Тыр