Супруги и впрямь обделяют блюстителей вниманием. Любезничают друг с другом, наслаждаясь оранжевым напитком.
– Возможно, они думают, что их дочь ещё жива, – продолжает Берокси. – Возможно, считают, что её никогда не было. Она осталась на семейных снимках бесцветным пятном.
Взгляды шпиков шагают по стенам. В прихожей орёт телефон. Кормилец отвлекается от чая, слепая улыбка пролетает мимо полицейских. Комсена злит сутулая спина проходимца. Мужчина обещает динамику телефона званый ужин, жареную курицу и шарлотку. Комсен напрягает брови. Он знает, что его решение не понравится коллеге.
– Нам больше ничего не остаётся…
Интригующая ухмылка Комсена бесит Берокси. Обычно она означает, что дело полетит против ветра.
– Только не говори то, о чём я думаю! – Берокси в недовольстве роняет огрызок яблока. – Что угодно, только не это!
– Беру ответственность на себя, Берокси, – твердит Комсен пальцу коллеги, грозно направленному в лицо.
– Мне не нужна твоя ответственность! Нет и ещё раз нет! Мы придумаем что-нибудь другое!
– Не придумаем. – Горячее дыхание Комсена обдало худое лицо коллеги. – У нас нет выхода.
– Всегда есть выход!.. Однажды мы позволили себе! Разве ты не помнишь?!
Тем временем хозяин дома возвращается к столу. Тупая безликая ухмылка при нём. Комсена тошнит от ржавчины, поселившейся здесь.
– Если бы не помнил, питался бы сомнениями. Я точно знаю – справится только Берти.
До самого выхода из подъезда Берокси всаживает в спину детектива колкие гримасы.
Стены полицейского участка обвешаны гирляндой из фотороботов. В центре грязного ансамбля гнездится самая важная листовка. Слово «разыскивается» на ней выделено особенно жирно, а под ним замерла чья-то тень.
Комсен и Берокси проплывают мимо коллег, тонущих в исписанном папирусе. Телефонные провода паутиной прилипли к полу и потолку, в петлях и галстуках увязли сонные мухи.
Тёмный кабинет Комсена прячет нашу парочку. Тучные силуэты растекаются по стенам, когда детектив зажигает керосиновую лампу.
– Мы могли бы воспользоваться мощным фонарём, – ворчит Берокси.
– Берти не любит яркий свет. С тех пор, как мы её допрашивали, – будто обвиняя, поясняет Комсен.
– Говорят, свет в конце тоннеля особенно яркий, и она бы увидела его, если бы не мы, – сгоряча твердит инспектор, но Комсен не слышит.
Детектив нащупывает потайную дверь. Лампа испепеляет тьму, оранжевый блик коверкает симметрии, длинная лестница останавливается у тюремной камеры. Она здесь совсем одинока.
Стены темницы измазаны красками: жёлтой, голубой и розовой. Краски принимают тепло керосина, сердце камеры заслонено мраком. Комсен подходит ближе, подогрев светом толстые титановые прутья. Берокси с подожжёнными линзами держится позади, в зубах нервно дымит трубка, похожая на миниатюрный саксофон.
В темноте вырисовывается силуэт. Красивые