– Почтенные старейшины, – заявил Шем-Ханох, – я и мой друг Янон горды вашим доверием и вне всякого сомнения расследуем, раскроем, изобличим. Мы приступаем к делу немедленно!
Ободренные Бнаяу и Баная удалились. Шем-Ханох и Янон принялись обсуждать совместный план. Надо заметить, что Шем-Ханох, индивидуалист по природе, предпочитал действовать в одиночку, стараясь отдалить Янона и прибегать к дружеской помощи лишь в час крайней необходимости. Однако, Шем-Ханох подумал, что это дело слишком сложное, чтобы пренебрегать подмогой наперсника, хоть и не равного ему проницательностью.
4
Первым делом наши дознаватели запрягли коня в легкую колесницу и помчались к Цадоку. Хозяин пребывал в траурном настроении. И не удивительно: левит оплакивал смерть возлюбленной, и вдобавок душа его терзалась болью за преступления своего народа. Осторожно и деликатно Шем-Ханох попросил несчастного рассказать о выпавших на его долю бедствиях, а Янон заверил в намерении помочь, елико возможно.
– Я бесконечно любил мою нежную Дину, – завел Цадок чувствительный и скорбный рассказ, – но один легкомысленный ее поступок разбил хрустальную идиллию. Ее случайное увлечение возбудило мою праведную ревность, и я изгнал ее, другими словами – вернул в отцовский дом. Прошло немного времени, и я понял, что нет мне жизни без любимой. Сожалея о своей горячности и прослышав о раскаянии Дины, я отправился к ее отцу Эйнаву в Бейт-Лехем – забрать обратно свое сокровище. Со мной был молодой слуга Ярив. На обратном пути мы трое – я, Дина и слуга остановились на ночлег в Гиве, где некий добрейший человек приютил нас под своим кровом. Вместе с хозяином и его дочерью мы славно поужинали и тут…
На глаза Цадока навернулсь слезы. Ему стало трудно говорить. Янон сочувственно сжал его руку. Постепенно рассказчик успокоился и продолжил.
– И тут за окнами раздался крик. Какие-то подлецы требовали от хозяина вывести к ним гостя, чтобы познать его. Это я был им нужен! Я содрогнулся – неужели мне суждено стать жертвой насилия содомитов? Дерзкие вопли подонков не утихали, и я понял: они не отступятся, и преступления не миновать. Помятуя, что в глазах Господа мужеложство есть грех худший, чем поругание женской чести, и, желая убавить от вины народа моего, я отдал насильникам драгоценную свою Дину. О, горе мне! Сердце мое истекало кровью. На утро я отворил дверь и узрел распростертое на пороге бездыханное тело мученицы… Дина была мертва…
– Глаза Цадока вновь подернулись влагой. Его собеседники переглянулись. Шем-Ханох сухо проговорил:
– Скажи, Цадок, с какой целью ты расчленил тело Дины, а части его отослал главам колен Израильских?
– Гнев переполнял меня! Как мириться с мерзостью среди избранников Божьих? Я не сдержал горячего нрава своего! Весь народ мой должен