блоковский фонарь искривляет нимбом её ли, меня, чёрт разберёт атеистке, недопоэтке мне хватило бы лимба потешается: "я тебя туда, если кто-то его найдёт"
из ушных раковин выплывают шаги провожатых гильотина гуманна, только где же палач только ряд в чёрной форме, с дубинками вагоновожатых да и те ждут слабости – агонию или плач
чемодан сартровской тошноты, пересыпанной мандаринами от Симоны комично – бояться всю жизнь высоты даже своего роста, существования и надлома
ночь-эксгибиционистка – звёзды из-под плаща ворон-харон слышит монетки в моём кармане разрытая земля по-летнему горяча но я бы хотела схорониться в пламя.
маки губами красными пьют туман, ртуть венообразной реки ужом вьётся, лягу в ванну слов, вот чернильный кран и буду верить, что завтра сознание не вернётся
занавес в этом городе сезонное понятие, а не суточное аплодисменты актрисам выдают объективирующей рекламой летом и осенью декорации суетные и сутолочные разнообразие ролей оборачивается нормативной бинарненькой панорамой
суфлёрка засыпает на репликах с критикой в результате со сцены льётся елей «прогресса» на злополучном акте с обысками и митингом единственный зритель уходит, чтобы избежать стресса
этот город полон бетонных карманов с кукольными людьми, сома выдается им в кофейнях за чаевые вежливости спросишь: а мы? я спрошу: кто «Мы»? билетёрки, операторки света – реквизит, исторгнутый из промежности?..
нашу роспись под репертуаром подделали мы думали нас удочерила планета, на деле же – сценарист город засыпает. асфальтные веки становятся тёмно-серыми наберись смелости. сожги, скомкав, последний лист
бусинами слова нанизывай, упрощай забрасывай табаком за бумажный ворот растворяй сахаром, добавляя в чай проложи маршрут через спящий город
ветки все, что зимою истощены, все буквы кириллицы – хворостом собери брось на сырую землю холода-тишины искрою будет «я» – так что ты жги, жги,
вязкой смолы помадой спрячь на губах слова грузностью снегопада урони их, давно пора
сдай как сдают кровь агонизирующим из-за молчанья выпусти как рыбаки улов слова из своего сознания
утопи, расплети, раздай пожертвуй на цвет зари со мной только – пообещай – никогда больше не говори.
Гладко выбритая луна как солдатская голова повесилась у меня за окном
сгнил фундамент, просел дом люди – это теперь тела город – безутешная мать-вдова
где на глине волос моих седина? Где шрам крика горести вместо рта или самосожжение с манифестом?..
я мечусь в клетке и нет мне места ни среди трупов, ни среди живых разве флаги и паспорта спасают от ножевых?
каждое утро с войной— это удар под дых «это на пару месяцев», «до зимы пройдёт» – говорили мы, не ведая, что грядёт
слова «танк», «автомат» или «миномёт» теперь