Он топит злую в сердце мерзлоту…
Сковавшую когда-то в одночасье
И сделавшую нас теми, кто мы есть:
Товарищами, путниками по несчастью
Быть может жизни всей?
Ведь только так она всегда звалась и, знает кто, всё ещё зовётся?
Не сталкивался с ней давно.
Нет, встреча со старухою в расчёты не берётся.
Ведь жизнь не может быть такой,
Нет, то не про нас…
Бродяга, спишь? Мне показалось…
– То показалось.
Случается подобное не в первый раз.
– И снова ты… – А ты теперь про что, ответь?
Молчишь? И лучше было бы поспать…
Я слышал монолог. С судьбой иль жизнью?
Без помощи ста грамм не вникнуть, о чем тобой веден был спор.
– А ты не можешь завязать… – С чем? С жизнью?
Мы с ней давно всё порешили и счёты больше не ведем.
Все счёты многие сошли на нет.
– А разве так? – Бывает -
Я всё такой же человек.
А хочешь если, можешь продолжать
И называть меня. – Но как ответь?
– Бродягой, пьяницей, невеждой и балдой -
Не будет трогать.
Давно потерян именам подобным счёт.
Я сплю. А то, что говорю с тобой – то сон.
Не верь словам, моим. Тем более…
Ты спи, бродяга, ночь дарует сон,
Что жизнью, к сожалению, у людей зовётся.
***
«Эй, Толик-разливайка!»
А бокальчик поменьше за себя выпью, я не жадный, а большую же часть делю на всех. Хотя куда, собственно, деваться? За меня всё уже решили. И в нашей компании в том числе. Причем каждый решает по очереди. Вот такие мы дружные, да. Сегодня, например, моя очередь решать. Не то чтобы я был против, и не жадный я совсем, но сами понимаете, та еще ответственность: одному не дольешь, другому перельешь и припомнят ведь потом, и с тобой потом при следующей раздаче также обойдутся. А мне бы этого очень не хотелось. Обижать людей, я имею в виду. Себя не привыкать, а вот других. Обидно как-то горько, я же понимаю какого это. Меня обижали, да, пару раз, но я не обижался, отнюдь и увы, нет. Человек я все же гордый, а гордость подобного не терпит. Не знаю, как у других. Но моя точно нет, не в её это правилах. Да, у гордости собственные правила имеются, неужели не слыхали? Вот диво и странность, как же жили до этого? Не гордые что ли совсем или пользовались неумело? Ну я вас тут, стало быть, научу. Берете, значит, три четверти водицы огненной и томатный сок. А простите, это из другой оперы, это я к обязанности сегодняшним готовлюсь. Во всем нужно, как говорится кем-то (вроде Толяном?), навык нужно сохранять и отрабатывать. И в гордости тоже, она без тренировки никуда. Зачахнет совсем, так и поминай, как звали: будет мыкаться, а вы кругами и около вокруг гордых и неприступных ходить. А должны быть наравне. Наравне, слышите? Да, бывает что-то со связью, небесные помехи, так сказать. Ну да, на небесах же я, а разве не сказал? И Толяныч здесь, и Вован, и Горыныч. Это мы его за то Горынычем прозвали, что выдыхал больно знатно. Они сейчас выдыхает. Только уже здесь. За одним из столов, как положено. Только кем? Нам же тут и место выделили, да. Жены за нас помолились что ли? Святые были женщины, и сейчас правда есть, но