– Можно я потом погуляю с Эбигейл?
– Я бы предпочел, чтобы ты осталась. – Он говорил совершенно спокойно, но она пришла в ярость.
– Почему?
– Неужели так сложно провести один вечер с семьей?
До чего же несправедливо! Каждое воскресенье она торчала в этом ужасном сыром доме, пока ее друзья где-то развлекались. И никогда не бунтовала.
Она помогла ему вымыть посуду, как обычно, но все это время ярость поднималась в ней, как река перед плотиной. Потом зашла мать, чтобы посмотреть, как у них дела, и она сказала:
– Я пойду встретиться с Эбигейл. Вернусь не поздно. – Она говорила с Мэри, не с ним. И выбежала из дома, не реагируя на отчаянные уговоры матери.
Теперь, когда она узнала, что Эбигейл мертва, все это казалось глупым и неважным. Приступ гнева двухлетнего ребенка. И сидя рядом с матерью и красивой женщиной, которая смотрела на нее в ожидании ответа, объяснить это чувство безысходности, нужду в побеге было еще тяжелее.
– Мне было скучно, – сказала она наконец. – Ну, знаете, воскресные вечера.
Полицейская кивнула, как будто поняла, о чем она.
– Эбигейл – единственная, кого я знала. Она живет далеко. Но можно срезать через поля.
– Ты знала, что Эбигейл будет дома? – спросила женщина.
– Я видела ее в молодежном клубе в пятницу вечером. Она сказала, что хочет приготовить отцу особый воскресный чай. Чтобы его поблагодарить.
– За что она хотела поблагодарить отца? – Хотя Эмме показалось, что полицейская уже знала ответ или, по крайней мере, догадывалась. Откуда? У нее было время, чтобы все выяснить? А может, у Эммы возникло это ощущение из-за того, что полицейская прямо-таки излучала всемогущество?
– За то, что попросил Джини Лонг съехать, чтобы снова жить в доме только вдвоем.
Женщина еще раз удовлетворенно кивнула, словно учительница, услышавшая от Эммы правильный ответ.
– Кто такая Джини Лонг? – спросила она, и снова Эмме показалось, что она уже знает ответ.
– Она была подружкой мистера Мэнтела. Жила вместе с ними.
Женщина сделала какие-то пометки, но ничего не сказала.
– Расскажи мне все, что ты знаешь об Эбигейл.
От подросткового бунтарства не осталось и следа – все испарилось от шока. Эмма была рада угодить и сразу же начала говорить. И когда она начала, остановиться было трудно.
– Эбигейл была моей лучшей подругой. Когда мы переехали сюда, было трудно, все по-другому, понимаете? Мы привыкли к жизни в городе. Эбигейл прожила здесь большую часть своей жизни, но тоже не особо вписывалась.
Они говорили об этом друг с дружкой во время ночевок – о том, как много у них было общего. Что они родственные души. Но даже тогда Эмма уже понимала, что это неправда. Просто они обе были изгоями. Эбигейл – из-за