– Ты дома? – язык у него шевелился хреново. Не лучше, чем у меня в тот момент, когда я проснулся. А то и хуже.
– Как видишь, – я осторожно взял его за талию и помог войти. – Идем в спальню. На кухне тараканы забаррикадировались, никак выкурить не могу. И водометы пробовал, и слезоточивый газ. Из гаубицы прямой наводкой бил – ничего не помогает. Может, атомную бомбу сбросить, как думаешь? – я молол чушь, стараясь заговорить его до такой степени, чтобы он забыл о боли. Хоть немного. Как он себя чувствует при такой раскраске, я примерно представлял. Приходилось, знаете ли, испытывать.
– Да заткнись ты, – усмехнулся Ян одними губами. Уже успех. Переставлять ноги, каждый раз преодолевая болевые пороги и при этом растягивать губы в подобие улыбки – половина подвига, не больше и не меньше.
Я провел его до кровати, усадил и пошел в ванную. Намочил под струей холодной воды штуки три полотенца, вернулся и наложил компрессы на те места, которые пострадали больше всего.
– Ну, давай, рассказывай, какой такой Пикассо в кубическом периоде над тобой поработал.
– Какой, к черту, Пикассо, – возразил Ян. – Сплошные передвижники. Черт, больно-то как! – он потрогал ребра. – Три человека, Мишок. Еле монтировкой отмахался. Хорошо хоть, без ножей и пистолетов были, а то угробили бы, как Четырехглазого.
– Так это те же самые были? – встрепенулся я.
– Откуда я знаю? – вяло ощетинился Ян. – Те или не те. Главное, совершенно трезвые были. Сели в такси в районе пятого училища, на Королева попросили остановить. И прямо в салоне звезданули по уху.
– Денег требовали?
– Да, пока двое мной занимались, третий кормушку до блеска вычистил. А, вот! Тебе, наверное, это интересно будет, – он помолчал, с задумчивым видом почистил левую ноздрю, потом продолжил: – И не только тебе. Они сказали, что предупреждали нас. Если мы не будем платить с носа по пять процентов, то нам будет хреново. Будут отлавливать по одному, бить или убивать. В общем, рэкет, насколько я понял.
– Вот оно что, – сказал я. Дело было серьезное. Четыре Глаза пал не от рук случайных полудурков, которым вдруг захотелось пощекотать себе нервы. Четыре Глаза стал первой жертвой программы по запугиванию личного состава третьего таксомоторного парка с тем, чтобы он, состав, делился кровно и потно заработанными копейками. В том, что его смерть – предупреждение всем нам, сомневаться не приходилось. После того, что поведал Литовец-то.
Но, по большому счету, мне-то какое дело, что таксистов нагружают на бабки какие-то беспредельные ребята? Стараниями Макареца я работаю в данном заведении последние дни, а потом ухожу в отставку. И вряд ли меня успеет коснуться этот пятипроцентный налог в пользу местной мафии. А если братьям-таксистам – Яну, Генахе Кавалеристу, Рамсу – это не по нраву, то пусть они разбираются сами. Я же, как школьник перед завтраком, могу с чистой совестью умыть руки.
Могу, но захочу ли? Было