Кроме того, у Яна не было привычки хаживать ко мне в гости без веской на то причины. И уж тем более он никогда не делал этого в начале пятого утра. Поэтому я решил, что лучше взять себя в руки и выяснить, за каким хреном он приперся ко мне в такую рань. Я так прямо и спросил его:
– За каким хреном ты приперся ко мне в такую рань, Литовец? Что за дурацкая привычка – поднимать людей с половичка, когда они, можно сказать, только-только прилегли отдохнуть?
Ян посмотрел на меня и сразу все понял. Наверное, моя физиономия напоминала смятую промокашку. Ничего удивительного в этом не было. Никакая промокашка не выдержит столько, сколько накануне поимело мое лицо. И Ян глумливо усмехнулся:
– Ладно, Мишок, не журись. Все равно ты в прихожей не выспался бы.
– А ты откуда знаешь? – нахмурился я. – Пробовал, да? А я думал, что тебя, как человека семейного, жена сразу на постель переносит. Как-никак, кормилец семьи. Беречь надо.
– Много говоришь, – нахмурился и Литовец. Что поделать, ему не нравилось, когда я пускался в подробности относительно его семейной жизни. Когда такое случалось, он начинал чувствовать себя ущербным. Черт его знает, почему. – Я тебе новость принес. Надеюсь, не очень радостную.
– Вот такая ты сволочь, – огорченно констатировал я. – Нет, чтоб денег принести, так ты новости плохие таскаешь.
– Я не сказал, что она плохая, – возразил Литовец.
– Ты почти сделал это, натурально.
– «Почти» не считается. И вообще, Мишок, ты много говоришь! Ты опять много говоришь! Как с тобой ни начни разговор, ты всегда очень много говоришь!
– Меня природа таким сделала, – грустно признался я. – А ей мама с папой помогали. Ладно, говори свою нехорошую новость.
Ян, однако, не стал с этим торопиться. Небрежным жестом отодвинув меня в сторону, протиснулся в прихожую, слегка вытер ноги о половичок, на котором я так недавно давил ухо, и прошел в кухню. Я слегка ошалел от такой наглости, но бить его все равно не стал, потому что друзей ценю в любом состоянии. Вместо этого тяжело вздохнул и двинулся за ним. Ноги передвигались с трудом – сказывалось похмелье. Но я упрямо шел вперед – меня гнало любопытство.
В кухне Литовец набрал в кофейник воды и поставил его на плиту. Он чувствовал себя, как дома. Я уселся на стул и принялся наблюдать за ним тяжелым взглядом. Взгляд был тяжелый не в том смысле, что злой, а в том, что похмельный. Сам бы я ни за что не справился с тем, что сейчас вытворял Ян. По крайней мере, не с такой легкостью. Хотя он ничего особенного и не делал. Он просто выставил на стол чашки под кофе и готовил бутерброды. Но для меня, в моем состоянии,