Шура тянет меня за руку:
– Пойдем! Ты ведь хотела посмотреть шары!
Выбегаем из двора. Под окнами первого этажа, в палисаднике, за мокрым, позеленевшим от старости штакетником забора я вижу желтый взъерошенный остров. Он гнется под порывами ветра, клонится вниз от тяжести потоков воды, но не сдается, поднимается на высоких стеблях, тянет к небу резные темно-блестящие от влаги руки-листья.
У меня перехватывает дыхание:
– Ничего себе, остров – шар!
– Беги сюда! – почему-то шепотом, еле слышно произносит Шура.
Боясь поскользнуться на мокром тротуаре, неловко перебираю ногами.
– А почему шепотом? – подъехав по лужам, как на лыжах, спрашиваю я.
– Увидят-заругают! – она протягивает мне в щель между штакетинами жесткий стебель. – Рви!
И тут я вижу, что мой Золотой остров – это много-много одинаковых желтых цветов, и правда похожих на шары. Они растут так густо, переплетясь яркими соцветиями, что издалека похожи на чью-то непричесанную непокорную голову или на жизнерадостный, качающийся клоунский колпак.
Вот так шары! Они и в самом деле как будто плавают в воздухе, держась на тонких, но жилистых стеблях. Я пробую сорвать один шар, освободив от удерживающих его пут. Может, он полетит? Растение не дается. Жесткий остов гнется, но не ломается. Меня обволакивает терпкий, похожий на лекарственный, запах.
«Наверное, только так могут пахнуть эти цветы», – думаю я.
Почему эта мысль тогда пришла в мою детскую беззаботную голову? Не знаю. Но ощущение счастья от прогулки под дождем внезапно сменилось чувством доселе мне не знакомым. Я испытала горечь и тоску, как будто сочувствовала золотым шарам, мечтающим взлететь и не имеющим возможности это сделать. Запах этих цветов до сих пор ассоциируется у меня с детством, с той безумной прогулкой под дождем, с влажными досками забора, лужами, нечаянно обретенным восторгом.
Много лет спустя, на вернисаже в Измайловском Кремле, увидела я картину, которая так и называлась «Золотые шары». Художник продавал ее одну. Других работ у него не было. Стоило это полотно по тем временам безумно дорого. Уступать в цене автор не хотел. Вздохнув, я посмотрела на цветы своих детских воспоминаний и ушла, думая о том, что, если судьба, они меня дождутся. Среди многочисленных натюрмортов с сиренями, ландышами, дичью, пейзажей с золотой осенью в левитановской манере эти цветы на фоне бревенчатой стены деревенского дома смотрелись бедными непричесанными родственниками. Но именно своей безыскусностью, простотой, настоящестью что ли, притягивали взгляд.
Прошел год. Я снова оказалась на вернисаже. Художник с картиной