Операция «Олигарх». Премия им. Ф. М. Достоевского. Сергей Козлов

Петровичем труда жизнь Президента и его близкого окружения становилась все более понятной и знакомой. А записки его соратников Алексей стал покупать специально. Теперь он помнил, кто и где родился, кем работал, что говорит и думает сегодня. Постепенно эта среда стала столь близкой, что Алексей и не заметил, как начал вставлять полученные сведения в разговор. Оказалось, что замученные бытом и бесконечными проблемами москвичи мало знают о российском лидере и всезнающий Алексей, который умел придать некоторым фразам загадочность, в институте и нескольких клубных компаниях стал восприниматься как человек «оттуда». Даже опытные швейцары популярного московского клуба, расположенного рядом с домом, стали называть его по отчеству – Алексеем Игоревичем, явно выделяя из обычных посетителей.

      Но особенно красиво, подчеркнуто виртуозно, Алексею удавалось соединять правду с фантазией. Да так, что через некоторое время он сам начинал верить в сказанное. Факт рождения в Потсдаме в его версии смог превратить оставившего их папашу в сослуживца и близкого друга Президента. «Он и сейчас в деле», – говорил весомо Алексей, отсекая попытки любопытных узнать детали. Фамилия у «секретного» папы, естественно, была другая, и называть ее он не имел права. То, что они с мамой оказались в Калининграде, он обосновывал другой классической фразой: «Этот город Первая леди всегда любила. Она у нас и сейчас частенько бывает. Парк построила. Любит встречаться со старыми друзьями». И тогда, как бы случайно, всплывали видавшие виды фото, где жена Президента стояла вместе с другими девушками, одной из которых, естественно, была его мама. В результате буквально за два-три месяца лицо Алексея примелькалось в центре Москвы и к нему, как-бы невзначай, прилипла неплохая для злоязычной столицы кличка: «Наш потсдамский мальчик».

      Словом, в октябре, когда деловая жизнь Москвы достигает пика своей активности, Алексей Игоревич Глядовкин считал себя вполне состоявшимся москвичом. С героическим прошлым, загадочным настоящим и явно светлым будущим. Единственное, что его смущало и даже пугало, была быстро убывающая кучка долларов, заработанных «непосильным трудом» на Кавказе. Элементарный анализ показывал, что при таких темпах расходов и при отсутствии доходов Новый год придется встречать на нуле. Пока же надо было наработанный авторитет срочно трансформировать в денежные знаки.

      Конечно, внешний вид и отсутствие моральных предрассудков позволяли Алексею быстро найти место продавца-консультанта в солидных бутиках, ориентированных на силиконово-ботоксных блондинок с Рублевки и подражающих им, менее богатых, но не менее ботоксных московских дам. Но портить автобиографию, особенно с учетом его грандиозных планов, Глядовкин не мог. Запись этого периода в его трудовой биографии должна была начинаться со слов: «руководитель или начальник».

      Помня совет Петровича «быть поближе к деньгам», Алексей