На сложном экране лечит больной мой хаммер
Когда-то левей колодца с броневиками
Здоровался всеми статуями на крыше Зимний
А что же будет потом здесь, мой милый мальчик?
На месте, где в дыры в небе смотрел Исакий
И возле колонн щербатых был частокол зениток?
Обязательно вырастет сад и такой подсолнух
Что накроет собой и спасет вас, птенцов конопатых
Если, правда, мы не успеем сожрать с голодухи
Отцов наших посеянные ими злаки
И газенвагены не задушат трубами восковые фигуры
Чтобы не мучились больше вопросом вечным
Что лучше – чистая прибыль или чистый воздух
В Городе десяти миллионов, которых просим
Из кунсткамеры на волю не выпустить после кражи
В одноклеточный офисный зал нас-детей барсеточных
У которых в геноме хвост из замашек барских.
Я передаю вам ключи от Города, дети Солнца
Наверное, вы растопите на речке Оккервиль
Сосульку, выпершую из болотных газов
Нам лишь хватило воли поднять нас, падших
А за Городом русское поле так просит пашни
И пожаров – уставшие падать кривые домики.
Мой мальчик, я так хочу сделать тебя счастливым
И воздуха полной грудью вдохнуть, и в Город…
P.S. на Дворцовой площади однажды зимой был залит каток, после разбора забора вокруг Александринского Столпа выяснилось, что со старинной ограды вокруг него исчезли наконечники в виде орлов; реставраторы Исаакиевского Собора сохранили для истории выбоины на мраморных колоннах, оставшиеся после падения рядом авиационной бомбы во время блокады; прямо напротив Смольного чуть было не построили небоскреб.
Я желаю Вам состариться красиво
Я желаю Вам состариться красиво!
Без подтяжек щек и утолщений губ
Словно липа или деревенский сруб
Что остался у пруда с плакучей ивой
В ожиданьи с неба песни лебединой
У разбитой колеи за горизонт.
Я желаю Вам в дорогу тихий звон
С колоколенки, внимающей окрест
И протяжный низкий вой по Вашу честь
Пса, входящего с поземкою в оркестр
И поднимАющийся зАнавес лилОвый
Пусть откроет сцену таинства; конечно
Я желаю Вам по капле жизни вечной
Что в глазах застыла словно вечный снег…
Не умирай, мой белый аист, от тоски
Не умирай, мой белый «аист», от тоски
Не умирай – еще горят твои соски
От прикасания, от спермы до зари
От поцелуя в зубы, в сую и в висок
Не вымирай, мой друг-подруга, «мотылек»!
Оставь мне это дело для души
Оставь мне свое тело и туши
Картофель с мясом или клубни без ботвы
И кровь с полосками говядины-стихов.
Не умирай, ведь знает дверь – я был таков —
Твой ласковый и нежный тайны Чаун.
Ты дайся выпить,