Я приклеилась к тебе, именно приклеилась, ты мой воздух, ты хлеб мой насущный, моя икона, мои мысли, мои стихи и вся моя жизнь, я всё время хочу тебя обнять, мои руки непроизвольно тянутся к тебе, и, когда ты просто поворачиваешь голову в противоположную от меня сторону, я боюсь, что умру, но ты отводишь мои руки и тихо, терпеливо и от этого мне ещё больнее, говоришь:
– Дай мне пространство, я не могу дышать, ты душишь меня, – а когда-то говорил, что «я тебя любил, люблю и буду любить», а сейчас:
– Убери руки.
(После этих слов точно отрублю их на хрен!)
Мне так невыносимо больно, что я уже не могу плакать: веки, пропитанные слезами, распухли так, что кажется, они вывернуты наружу, и на улицу я могу выходить только в тёмных очках. Я не могу ни о чём думать, я завишу от него: он податель всех милостей, кстати, по-польски «любовь» это «милость». А я так не могу, не хочу зависеть, не хочу просить, не буду просить, я не могу так жить, лучше я умру.
* * *
Я сижу за круглым столом в кухне с газовой колонкой, на диване под картой мирового океана с белыми изобатами, и, как стручки гороха, вышелушиваю из блистеров таблетки, на двери в кухне висит плакат с зелёным, подпаленным снизу листиком, «табиатро эх тиёд кунед», береги лес от пожара, написано на нём, эта надпись врезалась мне в память как «мене такел фарес», я знаю эти слова наизусть, мне не надо видеть их, они написаны пылающими буквами прямо в мозгу.
Напрасно я мучилась: одну за другой стоптала шесть из семи пар железных башмаков, напрасно забрала чужие тела, напрасно лишила жизни шесть человек, напрасно взяла на себя смертный грех – шесть раз, всё напрасно! Он вспомнил меня, я здесь, но я ему не нужна.
Мои глаза распухли и превратились в щёлочки, периодически на них надо плескать холодной водой, чтобы хоть немного снять отёк, и глаза режет – их больно держать открытыми: даже воздух обжигает их, от слёз они стали такими чувствительными.
Использована предпоследняя пара железных башмаков. Я, казалось бы, добилась своего: он меня вспомнил. Но это не принесло мне удовлетворения: он меня вспомнил, но я ему не нужна. Ему нужен покой.
Мне тоже нужен покой. Вечный.
Я закрываю поплотнее дверь в кухню, закрываю окно, выходящее в прохладную августовскую ночь, в тёмную листву, которая волнуется от движения ветра внезапными тревожными вздохами, что она хочет мне сказать? что она так тревожно и настойчиво мне шепчет, я не понимаю, хотя стараюсь, очень стараюсь понять. В листве тают туманные сферы фонарей, тени играют, листья шелестят, я смотрю и не могу налюбоваться, я так август люблю, когда чуть прохладными вечерами ты будто сама растворяешься в синем вечере, идёшь, наступая на беззвучно мятущиеся синхронно с шепчущими листьями их кружевные тени на асфальте, и сердце щемит от лёгкого чувства потери, с которой ты почти примирилась, забыла себя и начинаешь сначала.
Осталась последняя пара, седьмая, но я не поддамся искушению начать сначала.