От неожиданности она поздоровалась. Он тоже поздоровался. Потом он спросил, который час. Она сказала.
А затем уже она спросила его, почему он не посмотрит на собственные часы на своей собственной руке.
Он ответил, что эти часы давно стоят.
Так начался их разговор.
Они в это время уже шли вместе, взбираясь по выглаженным, светящимся под фонарями плитам. Они добрались до храма, потом стали спускаться серпантином улочек вниз, вниз, вниз.
У Аи кружилась голова от счастья. Всего-то ей было шестнадцать лет.
И теперь каждую ночь они гуляли вместе, и всего этих ночей было четыре.
На пятую Аю уже увезли.
Но увезли ее не одну. Весной у Аи родилась девочка, тихая и печальная, с огромными глазками, очень похожая на своего отца, того человека в белом.
А все дело в том, что Ая не успела сказать ему своего адреса, она не знала, что родители, всполошенные ее отсутствием каждую ночь, поменяли билеты на самолет с большими затратами, чтобы спасти свою девочку от этой бешеной любви.
Спасли, увезли, плакали, говорили, что дед умирает и просит приехать, он кричит, не сторожить же мне ее с ружьем! Он что-то заподозрил и звонил чуть ли не каждые полчаса.
Увозя Аю, родители твердили, что потом мы вернемся, скоро, очень скоро. Только успокоим деда, он же старенький, волнуется.
Правда и то, что дед кричал эти слова про ружье уже много лет – сначала по поводу своей жены, потом по поводу дочери и вот теперь по поводу внучки. Поскольку все они были, по его мнению, несравненные красавицы и их надо было охранять именно с оружием в руках.
Но дед действительно плохо себя чувствовал (вот уже десять лет) и не любил оставаться дома один.
Конечно, они больше не вернулись в тот городок у моря.
Как будто бы у семьи не нашлось больше денег снова туда ехать, да и снять жилье уже было невозможно – ту квартирку они заказали заранее, за полгода.
Так они объясняли – и рассчитывали, что девочка утешится, найдет себе мужа, и все пойдет как полагается.
Самое главное, что она даже не знала полного имени своего мужа – Ая так его называла, мой муж. Как будто бы его величали Микки, Мик.
Той зимой она удрала из дома, специально приезжала одна в этот городок, заняла денег у двоюродной тетки и по секрету поехала.
И ходила, ходила по скользким, залитым дождем камням, особенно в семь вечера и в семь утра. И прикасалась к гробу святой девочки Эуфимии, своей ровесницы, которой было столько же лет, когда она погибла.
Ая тоже подумывала, а не умереть ли – тут это произошло бы очень быстро, высокий берег, ночь, скалы, море.
Но потом она все-таки вернулась домой к своим почерневшим от горя родителям и взбалмошному дедушке, которые плакали целую неделю, ничего не зная о судьбе своей девочки.
Дед,