Прорвавшиеся «юнкерсы» сбросили бомбы на пакгаузы Белорусского вокзала, и нас послали туда на подмогу пожарным. Горели склады с гречневой крупой. Орудуя лопатами и задыхаясь от удушливого запаха тлеющих зерен, мы отгребали горящую ядрицу. Тогда она была дефицитом, и гречневая каша с топленым маслом считалась в нашем доме лакомством.
И хорошо помню, будто это случилось вчера, как я медлил начать схватку с огнем, потому что по рассыпанной крупе надо было ступать кирзовыми сапогами. Кто-то из пожарных отругал меня за сентиментальность, скомандовал «Вперед!», и я с болью прислушивался, как крупа хрустит под сапогами, крошится, смешивается с грязью и пеплом…
Когда потушили пожар, уже наступил рассвет.
Воздушные тревоги и прорывы отдельных вражеских бомбардировщиков продолжались. Но все равно тогда, в июле, не верилось, что враг подойдет к столице и над ней нависнет смертельная опасность.
В ЧЕМ СМЫСЛ ЖИЗНИ
Когда уезжал в Ленинград в училище, проводов не устраивал. Теперь, когда началась война, пригласил на проводы школьных друзей. Пришли одни девчонки. Парней уже забрали в армию.
Мать купила бутылку вина, приготовила бутерброды с ветчиной. Она расспрашивала девчат о школьной жизни, о том, что думали обо мне. «Непоседа», «не давал прохода девчонкам», «больно щипался». Тамара Элкина рассмешила всех: «Володя отлично танцевал. У меня дома на вечеринке так отплясывал, что у него отлетела подошва. Выручил мой отец. Снабдил его своими ботинками, чтобы дойти до дому по морозу». Иные возражали: «Был серьезным, писал стихи».
Одноклассница Нина Лобанова, через многие годы вспоминая учительницу немецкого языка Пигулевскую, воскликнула: «О, ты был у нее любимчиком! Она дарила тебе шоколадки!» Верно, дарила. Прямо в классе. Это началось однажды во время обычного урока. Нина Александровна, полная, немолодая женщина, задавала нам по-немецки примитивные вопросы: «Что ты делал сегодня?» Мы примитивно отвечали: «читал», «писал», «гулял». Затем следовал вопрос: «Что тебе больше всего нравится?» Аналогично отвечали: «читать», «писать», «гулять». Когда очередь дошла до меня, я бойко ответил, что мне больше всего нравится… шоколад. Девчонки прыснули от смеха. Мальчишки шептались: «Дает прикурить!» Нина Александровна чуть улыбнулась, сказала «зер гут» и заставила меня трижды повторить по-немецки «шоколад». На следующем уроке повторились те же вопросы. И я снова ответил, что люблю шоколад. Никто не засмеялся, а учительница вынула из сумочки шоколадку и протянула мне. Так мы подружились. А девчонки прозвали меня подлизой.
Нина Александровна была одинокой. Она тянулась всей душой к нам, детям. Однако встречала порой равнодушие и даже холодность. Причиной тому был предмет, которому она нас обучала. Немецкий язык был трудным для изучения. В Германии власть находилась в руках фашистов. Над Европой