Проходили дни, каждый хлопотнее предыдущего. Киу по-прежнему ходил точно немой, с низко опущенной головой, как какое-нибудь вьючное животное или живая кухонная метла, неспособная выучить ни слова по-китайски (так, во всяком случае, считали все в ресторане), как какой-то недочеловек. Впрочем, так китайцы относились ко всем чёрным рабам в городе.
Болд проводил всё больше времени в услужении у И-Ли. Ей понравилось брать его с собой во время выходов в город, и он еле поспевал за ней, с тачкой лавируя в толпе. Она всегда куда-то торопилась в вечном поиске новых блюд. Казалось, ей не терпится попробовать всю еду на свете. Болд понимал, что ресторан своим успехом обязан именно её рвению. Её супруг Сэнь был скорее помехой, чем подмогой: он не умел пользоваться счётами и многое забывал (в первую очередь – свои долги), а к тому же нередко лупил своих рабов и наёмных работниц.
Поэтому Болд с радостью сопровождал И-Ли. Они ходили к матушке Сун за Банковские Ворота отведывали её белого соевого супа. Они наблюдали, как Вэй-Большой-Нож на Кошачьем мосту готовит отварную свинину, а Чоу в Пятом напротив Пятиколонного павильона печёт медовые оладьи. Вернувшись на ресторанную кухню, И-Ли пыталась воспроизвести эти блюда в точности, сердито качая головой. Иногда она удалялась в свою комнату, чтобы подумать, несколько раз вызывала Болда к себе и отправляла его на поиски какой-нибудь диковинной специи или ингредиента, который, по её мнению, был необходим в приготовлении.
Прикроватная тумбочка в её комнате была завалена флаконами с косметикой, украшениями, ароматическими мешочками, зеркалами и маленькими шкатулками из лакированного дерева, нефрита, золота и серебра. Видимо, всё это дарил ей Сэнь. Болд разглядывал их, пока она сидела и думала.
Баночка белой пудры,
Нетронутой, глянцевой сверху.
Жирные румяна ярко-розового цвета
Для щёк в тёмно-красных трещинах.
Коробка розовых лепестков бальзамина,
Толчёных, с квасцами для покраски ногтей,
Которыми часто рисуются женщины в ресторане.
Ногти И-Ли обкусаны под корень.
Косметика стоит неиспользованной,
Украшения лежат неношеными, их никогда не надевали,
В зеркала никто не смотрится. Взгляд вовне.
Как-то раз она вымазала ладони розовым бальзамином, в другой – всех собак и кошек на кухне. Просто посмотреть, что из этого выйдет, если Болд правильно всё рассудил.
Зато ей была интересна жизнь города. Выходя на прогулку, она больше половины времени проводила за разговорами, расспросами. Однажды пришла домой обеспокоенной:
– Болд, говорят, северяне ходят в рестораны, где едят человеческую плоть. «Двуногая баранина», слышал