которые все знают, но никто в них уже не верит. Осенью восемнадцатого, когда отец уже пропал, а мама однажды вышла из дома обменять серебро на продукты и не вернулась, они остались с Дусей одни, Зине было шесть. Все, что было до этого, Зина не помнила, только какие-то вспышки из памяти: солнечное утро на даче и отец собирает снасти, чтобы идти рыбачить, вечер и мама в свете торшера читает газету: «Алексей, ты только послушай!» – обращается она к отцу, какие-то сборы. Кто уезжает? Отец на войну? Они в имении бабушки под Полтавой? И больше ничего. Все остальное ей рассказала Дуся. Пусть будет еще что-то в ее жизни, кроме густого тумана действительности. Пусть будет Берлин. Будет ли?

      Николай предложил Кольцова и Егорушкина, зная, что оба не пройдут. Егорушкин был одной ногой на вылет из комсомола: имея уже взыскание, умудрился примкнуть к оппозиции. Такой без шансов. С Кольцовым был риск. Он идейный, происхождение хоть в палату мер и весов: отец и братья – члены ВКП(б), отец вообще с 1905 года, мать из семьи революционеров, о которых в школьных учебниках написано. Идеальный кандидат. Именно на этом и хотел сыграть Николай. Слишком идеальный. Общение с оперуполномоченным Шмайковым кое-чему его научило. Сам Шмайков в партии недавно, пришел в органы из школы рабочей молодежи, нигде еще не работал и не служил толком, кроме органов, и должен, просто обязан был недолюбливать таких, как Кольцов, у которых отец с Лениным был знаком.

      Так и получилось. Шмайков грязно намекал, похотливо подмигивая, но подписал документы на Иванову. Значит, решено, едет Иванова.

      Дуся была на редкость умна и практична. В отличие от мамы, которая наивно думала, что все это ненадолго и вот-вот как-то разрешится, Дуся сразу поняла, что большевики – это навсегда. И раз они не могут уехать, то надо приспосабливаться. Зина и выжила благодаря ей.

      Первым делом Дуся перевезла их на другую квартиру, где их никто не знал. Что смогла из ценных вещей, но только небольшое и дорогое, собрала в узлы скатертей и простыней, наняла извозчика, проехали часть пути, слезли, взяли другого и так переехали. Книги, мебель, люстры – все бросили на старой квартире. Сами поселились в дворнической в большом бывшем доме, а теперь доме партийных работников. «Пусть плохая, но отдельная, – говорила всегда Дуся о квартире. – Нет соседей, нет вопросов».

      Потом справила новые документы. Вместо Иваницкой Зина стала Ивановой. «Не любят в России не русских, – объяснила потом она Зине. – Да и фамилия подходящая для новой жизни», – грустно улыбнулась. Дуся работала, шила на машинке, убирала квартиры, потихоньку продавала вещи, когда совсем было невмоготу, Зина училась. «Учись хорошо, – говорила баба Дуся, – при любой власти лучше работать не руками, а головой». Очень хотела, чтобы Зина поступила в институт, но не получилось. Однажды Дуся, поднимая ведро воды в чужом доме, ойкнула и упала замертво. «Удар», – сказал вызванный перепуганной хозяйкой врач. Зина в восемнадцать осталась одна и пошла на службу.

      Вызвали ее в местком.

      – Вы