То, что гордо именовалось отелем «Семи дорог» было всего лишь постоялым двором. Так как никто не говорил по-английски, Гордон не смог выяснить причину такого претензионного названия.
Почему «Семь дорог»? Здесь было всего два направления в туннель, и назад. Все остальные дороги, кроме железной, представляли, собой горные тропы.
Гордон проснулся в маленькой грязной комнате, с чувством, что он выпил не менее полутора литров виски за вчерашний вечер. Но проблема состояли в том, что он не пил не капли, все это «усталость», как говорил доктор Питерсон.
Гордон был зол. Он не привык отступать перед трудностями. Трудности – это вызов, а вызов должен быть принят. Это его негласное правило, словно давало ему силы.
На следующий день Джон отыскал скобяную лавку в которой торговали всякой всячиной, той, что была необходима для подъема на гору. Продавец немного говорил по-английски, со страшным акцентом, безбожно коверкая слова, но все же понятно.
Он выразительно постучал по-своему абсолютно лишенному растительности, черепу, гладкая кожа, которого отражала свет масляного фонаря, получив ответ на свой вопрос зачем все это Гордон покупает.
– Уже весна, тебя лавина кушать…
– Я, справлюсь. – Коротко ответил Гордон.
Пик Маттерхорна действительно выглядел словно «зуб дьявола», как ему говорил покойный Ганц Тутельхайм. Гордон списал эту аллегорию на плохое настроение и дикую усталость. Он шел целый день, и надвигающиеся сумерки застали его между снежным полем и самим подъёмом на пик. Он выбивался из графика. Когда тропинки кончились, и полоса глубокого снега встала препятствием между ним и пиком, Гордон остановился на ночлег. Расчистив от снега площадку, он вбил колья в скальное основание и поставил палатку. Перед завтрашним подъемом, ему просто необходимо было отдохнуть. Разведя небольшой костерок он на скорую руку приготовил похлебку. Ему нужно было что-то горячее. Консервы пригодятся завтра. Стемнело. Колючие звезды, высыпавшие на темный небосклон, и отсутствие ветра должно было радовать Гордона, но у него не было никаких эмоций. Только одна мысль пульсировала в его голове: – «Он должен подняться на пик». Забравшись в палатку, закутался в одеяло, укрывшись сверху накидкой, и перед тем как провалится в темное без сна забытье, пришла совершенно четкая и равнодушная мысль: «Мне не вернутся».
На следующий день, ближе к полудню, преодолев снежные поля, Гордон бросил снегоступы там, где начались большие камни, постепенно переходящие в скалы. Снял рюкзак и повесив на плечо тонкую,