Народ, весьма довольный, тотчас покинул церковь, а государь все стоял на месте – губы сжаты, глаза узкие.
– Никон!
– Слушаю тебя, великий государь.
– Вертеп!
– Вертеп и есть.
Царь сорвался с места, вбежал в алтарь, схватил изумленного попа за грудки. Поп был огромный, краснощекий.
– На Соловки! – крикнул государь в лицо молодцу в ризах. – Всех на Соловки!
И пошел из церкви вон.
– Чего это он? – улыбаясь, оглянулся на своих товарищей поп-молодец. – Да кто это? Да как он смел за грудки-то меня? Догнать бы…
Старый поп одной рукой схватился за сердце, другой замахал:
– Это – царь! Это – сам царь! Погибли!
Поп-детинушка почесал в затылке, но тотчас скинул с себя облачение, взял у послушника кружку с деньгами, высыпал в полу рубахи, зажал полу в кулак, шубу да шапку подхватил и двинул в ночь не оглядываясь.
Государь в сердцах тоже расшагался, Никон не отставал, а Ртищеву приходилось петушком семенить.
– Великий государь, – говорил Никон с напором, – весь этот срам и блуд искоренять надобно рукой железной. В Москву надобно собрать таких попов, которые Москвы достойны. Вот в Нижнем, знаю, поп Неронов служит. Брошенную церковь к жизни вернул. К тому тоже народ валит, но не затем, что служба скорая, – слово хотят слышать. Неронов-то Иван словом Божьим как пламенем прожигает.
Алексей Михайлович снял рукавицу, пожал холодную большую руку Никона:
– Спасибо! – И позвал: – Федя, где ты?
– Я здесь, великий государь.
– Запомни: Неронова из Нижнего в Москву надобно позвать. В Успенский собор!
Они стояли на засыпанной снегом улочке.
– Великий государь, во дворец пора, спохватятся! – сказал Ртищев.
И тут из переулка с факелами выскочила ватага халдеев.
– Эгей! Ликуй! Жги! – Они вскрикивали звонкие слова без всякого смысла, веселия одного ради. Увидали людей без огня. Закричали, загалдели пуще прежнего: – Держи! Держи их!
– Государь, к церкви! – закричал Федя, загораживая Алексея Михайловича. Но размалеванная, разухабистая толпа была уже вот она.
– Откупиться надо! – Ртищев рвал на шубе петли, чтоб достать в кафтане деньги.
Опережая толпу, выскочил мальчик с факелом.
– Копеечку! – И шапку лубочную скинул, кудри просыпал на плечи.
– Сгинь! – Никон в черном одеянии своем шагнул толпе навстречу, взметнул кверху руки, словно крылья развернул. В правой руке тяжелый медный крест – с груди сорвал. – Ис-пе-пе-лю!
Халдеи остановились, смех умер.
– Монах!
– Игумен!
– Да это Никон, заступник! – Толпа качнулась, распалась, огоньки прыснули во все стороны.
– Прибирать