Когда перед килем парохода открылось море, цвет волн изменился. Прежде бирюзовые и изумрудные, они почернели, и теперь в них таинственно светилась жадеитовая зелень. В воде плавали дельфины, пролетали по воздуху в мощном прыжке и исчезали так же неожиданно, как и появлялись. С морскими просторами пришла жара; из-за нее дети капризничали, а взрослые быстро уставали и легко раздражались. На борту все затихло, воцарилась сонная, неподвижная тишь, когда под палящим солнцем любое движение казалось чрезмерным и вызывало обильный пот. Так прошли четыре бесконечно длинных дня и ночи.
Лишь после Баб-эль-Мандебского пролива, где близко подходят друг к другу Африка и Аравийский полуостров с причудливыми скалами и острыми утесами, ветер посвежел, воздух стал холоднее, а пассажиры ожили и повеселели. При ослепительном свете солнца «Принцесса Амалия» встала на якорь на рейде Адена, примостившегося у подножья высоких гор. Маленькие мальчишки и подростки, чья кожа цветом напоминала крепкий чай, окружили пароход на своих утлых скорлупках и громко предлагали товар – рога антилоп, зубчатые морды рыбы-пилы, морские звезды и всевозможные раковины, требовали baksheesh или демонстрировали свое умение нырять. Еще громче звучали голоса взрослых торговцев – те предлагали пестрые хлопковые ткани, фрукты, неизменные страусиные перья или просили обменять деньги.
Не прошло и четырех часов, а кладовые парохода снова наполнились фруктами, овощами, рыбой и мясом, а угольный трюм – черным золотом, окрасившим скалы Адена, его стены и крыши черной глазурью. Было слишком мало времени, чтобы сойти на берег и осмотреть город, но достаточно, чтобы устать от сутолоки и громких криков.
В полдень «Принцесса Амалия» снялась с якоря и двинулась дальше на юг. Зеленовато-синий Индийский океан принял судно с распростертыми объятьями, бурно, словно пылкий, заждавшийся любовник, грубый в своей неуемной страсти.
Флортье ковыляла по коридору. Пол уходил из-под ног, и хотя она старательно балансировала, помогая себе руками, все равно ее движения напоминали деревянную куклу-марионетку в неумелых детских руках. Пароход резко накренился и швырнул Флортье о переборку; она ударилась плечом и бедром и вскрикнула от боли.
На палубе ей становилось лучше. Закутавшись в шерстяной плед, она лежала в шезлонге и глядела на бурное море. Пароход прыгал на огромных волнах, словно пугливый конь. Через рейлинг летели пена и соленые брызги.